Королева Жанна. Книги 1-3

«Наш князь призвал фригийских наемников, в опасении, что тощий народ начнет бунтовать. Наемники, пришли под вечер, две тысячи числом, и прошли по городу, остановившись на площади. Среди них были люди из всех родов, и все они носили отличительные знаки своего рода на головном шлеме. Оружие их было сработано грубо, но прочно, и сверкало, словно рыбья чешуя Командовал ими свирепый человек по имени Хейгнетальханай, сиречь Большой Волк, ибо носил на шлеме волчью голову. Он и вправду был велик ростом. Сии звериные люди переговаривались между собой на странном языке, которые обычное человеческое горло не в силах ни выговорить, ни произнести. Они называли друг друга вот какими именами…»

Жанна подняла глаза на Рифольяра и смущенно сказала:

— Мое горло тоже не в силах. Прочтите здесь граф, их имена.

Рифольяр подскочил, наклонился над книгой и без запинки произнес:

— Minlcx, T'salaj, Met'sk'aj. Weqagntlot'l [55]…

— «…и другими именами, — продолжала читать Жанна. — Наш государь не озаботился приготовить им жилища, ночь же выдалась холодная. Фригийцы сверкали своим оружием, переминались с ноги на ногу и перекликались таким образом…»

— Xej iplxe, xilqaq! [56]— прочел граф из-за плеча.

— Спасибо… Теперь сядьте, граф, я сама, — сказала Жанна.

«…Это означало, как мы потом узнали, жалобы их на холод. В полночь среди них поднялось нетерпение, и они часто повторяли слово…ximlx… (Правильно ли я говорю? — Великолепно, Ваше Величество!)…которое означало огонь. Вскоре кинулись они на деревянные постройки площади, сломали эшафот для казней, лотки торговцев и ограды, все это голыми руками, сложили преогромный костер, так что пламя было видно за двадцать две лиги, и все окрестные землепашцы думали, что город горит. Около костра они и грелись, после чего из котомок и мешков своих, сплетенных из травы, вынули мясо и жарили его на угольях. Угольев же было довольное количество, и после сего их обогрева и пиршества земля на площади выгорела на глубину в пять локтей, яма же была необозрима и в осеннее время превращалась в глубокое озеро, вследствие чего и площадь сию прозвали площадью Озера.

Наевшись мясом, сии звериные люди, не злобясь на столь плохое гостеприимство, улеглись спать прямо на голой земле, а иные и на горячих угольях. Их кожа столь крепка, что не чувствует ожога. Наутро их разместили в брошенном римском редуте за городом, каковой редут они превратили в жилище по своему вкусу и разумению…»

Жанна захлопнула книгу. Граф сказал:

— Эти древние новеллы поистине очаровательны. Однако я, Ваше Величество, совсем забыл рассказать вам еще об одной вещи, которая, смею так думать, будет Вашему Величеству интересна. Я брал с собой во Фригию книгу стихов Ланьеля, и она так понравилась там, что один поэт, Аррахэм Энксх, взялся даже переводить стихи на фригийский язык… Если Вашему Величеству и вам, прекрасные дамы, будет угодно, я могу прочесть.

— О! Ланьель по-фригийски! — восхитились дамы.

— Прочтите что-нибудь, — сказала Жанна, — мы попробуем угадать, какое это стихотворение.

Рифольяр прочел на память.

Жанна сразу, каким-то верхним чутьем, узнала стихотворение. Рефрен так и резнул ее по сердцу. Каких усилий стоило ей выгнать, вытравить из памяти эти строчки — и вот они снова вернулись к ней, чтобы мучить ее… «Приди, пока темно!..»

Она с трудом высидела еще полчаса, чтобы своим внезапным уходом не вызвать недоумения у подруг и тревоги у графа, который, ей-богу, не был ни в чем виноват.

Вечером она разделась и долго с тоской разглядывала в зеркале свое обнаженное тело. Тело было безупречно, оно было для любви, для ласк Давида, того, живого, с его мягкой щекочущей бородкой… Она исступленно повторяла вслух ланьелевские строки, она звала Алеандро. Она любила его, только его. Потом она легла в постель и с вызовом прошептала:

— Снись мне теперь, Страшный Суд!

Страшный Суд не приснился ей. Она вообще не смогла заснуть.

На королеву были обращены взоры всего двора, и это было в порядке вещей. Но три пары глаз следили за ней особенно внимательно, и они видели то, чего не видели другие. Ибо другим хотелось видеть в королеве лишь предвестия милостей и отличий для себя; но те трое желали доискаться — что происходит с ней.