Жанна ударила своего коня шпорами и хлыстом, без слов рванулась вперед. За ней помчались Эльвира, Анхела и герцог. Все были охвачены возбуждением. Кожаная спина егеря маячила перед ними. Собачий лай пропал где-то сзади.
Внезапно егерь осадил коня и резко свернул, чтобы королева не наскочила на него.
— Ваше Величество… — перехваченным голосом сказал он. — Здесь они… здесь они должны пройти… Мы спугнули их… Надо скорее за другими… послать… иначе мы их упустим…
— Так скачите же! — крикнула Жанна. — Эльвира, Анхела, вы тоже! Зовите всех сюда! Ну, быстрее, быстрее!
Егерь машинально кивнул, повернул коня и помчался напрямик, Эльвира и Анхела за ним. Жанна и Лианкар остались одни. Стало тихо. Лай собак был едва слышен и временами совсем пропадал.
— Ваше Величество, — спросил Лианкар, — вы не боитесь?
Жанна посмотрела на него королевским взглядом:
— Однако, месье, — сказала она, — такие вопросы королеве не принято предлагать… а? — Но он ответил на ее взгляд спокойно и серьезно, Лианкаровой маски на его лице не было. — Прощаю вам, — произнесла она и улыбнулась: — Я ведь ничего не понимаю в охоте и никогда не видела живого волка. Поэтому и не боюсь.
— Волк весьма опасный зверь, — сказал тем же непридворным тоном Лианкар. — Медведь в сравнении с ним — добрейший господин. И если стая действительно идет сюда… ах, как неосторожно…
— Рядом с вами мне не страшно, мой герцог, — произнесла она королевским голосом. — Но можно подумать, что боитесь вы.
— Да, я боюсь, Ваше Величество, я боюсь за вас. Вам не следовало бы становиться на пути стаи.
Пожалуй, она впервые рассмотрела, что у него карие глаза, глубокого, теплого оттенка. Странно — ей всегда казалось, что глаза у него зеленоватые, как у кошки. Этот Лианкар был ей по-настоящему симпатичен. Она верила, что он действительно боится за нее, Но какой-то бес подзуживал ее дразнить его. А почему бы, собственно, и нет?
— Так виноват во всем егерь — это он заманил нас сюда… Я велю его повесить… — Последнюю фразу она почти пропела, улыбаясь королевской улыбкой.
Но он упорно не желал надевать Лианкаровой маски.
— Я виноват не менее, чем он… Мне-то следовало подумать об этом… а я поддался охотничьему чувству…
— Возможно, возможно, ваше сиятельство… Но все равно повешен будет егерь… Ведь не казнить же мне вас, мой герцог… Ну? Что же вы молчите? Ваша реплика…
— Ваше Величество, я восхищаюсь вами… Сейчас вы так похожи на вашего славного отца…
Это был не комплимент. Он говорил то, что думал и чувствовал. Жанна верила ему, как никогда еще не верила.
— Слышите! Рожок! Ваше Величество!..
— Не смейте отвечать! — Жанна протянула руку, удерживая его движение. — Ой… что это с моей лошадью?
Лошадь королевы дрожала и волновалась. Жанна до отказа натянула поводья, сдерживая ее.
— Стая… — прошептал Лианкар, показывая зубы.
— Где, где стая?
Жанна заметила, что лошадь герцога тоже дрожит, перебирает ногами, готовая сорваться с места. Нервное напряжение герцога и животных передалось и ей. Она смотрела во все глаза, но решительно ничего не видела. Где-то далеко взлаяли и смолкли собаки, и это усилило ее тревогу. Лианкар молча снял с ее седла мушкет, взвел курок и сунул ей в руки (она послушно взяла), затем приготовил свой.
— Неосторожно… черт… неосторожно… черт… — твердил он полушепотом, как заведенный.
— Я ничего не пони… — заговорила было Жанна, но закончить ей не пришлось: лошадь ее, дико всхрапнув, сорвалась в галоп — Жанна едва не вылетела из седла — и слепо понеслась прямо в гущу молодого ельника. Жанна, сцепив зубы, намертво зажала в правой руке мушкет, в левой — поводья. Еловая ветка наотмашь хлестнула ее по лицу. Она вскрикнула, слезы застлали ей глаза. Но она и без того не видела, куда несет ее лошадь. Она была занята только одним — как бы не потерять стремя. Тогда неизбежен конец, это она понимала.
Через долгую минуту она пришла в себя, почувствовала уверенность в посадке. Лошадь скакала ровно, среди редколесья. Жанна рискнула утереть слезы и оглянуться. Сердце ее оборвалось: она увидела стаю.
Серые звери летели за ней молча и бесшумно. Их было много, очень много. Она видела только их. Где же Лианкар?
Жанна вся, до кончиков ног, облилась холодным потом и инстинктивно ударила лошадь шпорами. В этом не было никакой необходимости: лошадь и без того неслась изо всех сил, спасая себя.