Королевская аллея

Темнокожий спутник поднял оба чемодана, которые стояли возле парковой скамьи. Клаус, безопасности ради, отобрал у него один чемодан. Несмотря на Голландскую неделю и на распроданные билеты в концертный зал, какое-нибудь пристанище для них наверняка найдется. Анвар тоже согласился, что лучше сохранять некоторую дистанцию по отношению к суматошному родительскому дому. Поначалу, конечно, Мира энергично протестовала: Не успели приехать, как уже хотите уезжать. — Здесь слишком тесно, мама, а на поезде, после полудня, мы сможем очень быстро до вас добраться. — Нам столько всего надо друг другу рассказать! — Именно, но тем важнее возможность передохнуть в промежутках.

 — Я в такой возможности не нуждаюсь! — Кроме того, живя в Дюссельдорфе, я смогу показать Анвару окрестности. И папе будет спокойней работать. — Ему не обязательно работать, когда приехал сын. — Это ты так считаешь.

Долгие дебаты по поводу того, должны ли они оставаться в родительской мансарде или перебраться в город, предотвратил, благодарение Богу, папин коллега Кампендонк^{73}, который нанес родителям краткий визит и неожиданно придал разговору, грозящему перерасти в конфликт, совершенно иное направление: Мои витражи в Эссенском соборе скоро будут готовы. Хотите посмотреть?

 — Как раз сейчас это было бы удобно, Генрих. Молодые люди хотят перебраться в город. Как получились голубые тона на окне со святым Михаилом? — Стекольщики поработали первоклассно. Теперь на хорах царит прохладный, проникновенный свет… — О да, это мы обязательно увидим,

 — воодушевилась и Мира.

Клаус и Анвар отправились. Ключ от дома в Мербуше сын прихватил с собой. Родительские голоса остались позади. В летних пальто, с багажом, двое мужчин вышли на Ян-Веллем-плац^{74}. Клаус Хойзер не узнавал ничего вокруг. Площадь — важный транспортный узел, когда-то окруженный роскошными постройками, — теперь представляла собой сплошную строительную площадку. От прежнего Дюссельдорфа — маленького Парижа на Рейне — не осталось и следа. Трамвай полз мимо пустырей, каких-то одноэтажных будок и светлых однообразных новостроек. Эти дома с безыскусными рядами окон и плоскими крышами, вероятно, имитируют американскую архитектуру. Теперь Клауса знобит уже не только из-за относительно прохладной температуры. Здесь, в юные годы, он часто делал пересадку, когда ехал в торговое училище, и хорошо помнит ухоженные цветочные клумбы. Теперь больше не видно ни порталов с колоннами, ни карнизов, ни поддерживающих балконы титанов. Исчезли пансион «Сортирер» с трехэтажными эркерами, магазин кожаных изделий «Армбрустер», вилла банкира Тринкауса. Зато, кажется, появилось больше закусочных, где продают жареные колбаски. Автомобили стали более яркими. Рядом с гудящим грузовиком остановилась странная «бибика», вся передняя стенка которой представляет собой дверь; дверь распахнулась, и из нее с трудом выбрался корпулентный мужчина. «Изетта»^{75} — так называются эти жестянки. Прохожие тоже изменились. Впечатление, что они все куда-то торопятся. Очевидно недорогие костюмы, женщины — без шелковых чулок, но в широких развевающихся юбках, расцветка которых, как и рисунок на ткани, должны, по возможности, потеснить унылую серость военных будней. Время от времени в толпе мелькают красивые лица. Как было всегда. Очень худые парни и пузатые мужчины среднего возраста в сдвинутых на затылок шляпах. Заправилы всего происходящего. И, конечно, на вымощенном плитками тротуаре не видно ни одной горничной с детской коляской на высоких колесах… Нет, Ян-Веллем-плац больше не кажется аристократичной, солидной или процветающей — скорее она напоминает импровизированную погрузочную платформу. Клаус Хойзер заметил на одной из уцелевших стен закопченную рекламу «Синалко»^{76}. И, как бывало в школьные годы, одна только мысль о бурлящем лимонаде заставила его почувствовать жажду.