Королевская кобра

Переодели неплохо, все обмундирование старшего комсостава, комбинезон – импортный, американский, куртка, правда, «бронекопытная». Такие поставлялись вместе с бронетранспортерами, но верх у нее был замшевый, с меховым полосатым воротником. Енот, по всей видимости. Зачем? На улице – весна! Но с начальством не спорят. Перед отъездом познакомился с бригкомиссаром Литвиновым, новым членом Военного Совета армии, передав ему бумаги, подготовленными в штабе полка. Получил легкий втык, потому что не привез бумаги 2-го мотострелкового. Но их успели доставить к отходу поезда. В таких вагонах он еще никогда не ездил: в купе две койки и обе нижние, туалет и душевая одна на два купе. Диваны – мягкие, обитые кожей. Позолоченные ручки, серебряные подстаканники и невероятно душистый чай. В середине прохода на стенке виден след от «двуглавой курицы», бывшего герба бывшей империи. Кругом одни генералы и их адъютанты. Эти и Василия попытались расспросить о Пуркаеве. Узнав, что он – фронтовик, а не адъютант, недоверчиво покосились на новенькую форму. Я лично понял, что режиссера из Пуркаева не выйдет. Но, может быть, в Москве это будет не так заметно? Вполне возможно, что там и такая «пурга» пролезет. Василию же стало неудобно за свой вид, поэтому из купе он более не выходил.

Впрочем, Пуркаев и сам понял свою ошибку и приказал комбинезон снять, надеть куртку прямо на шевиот. Да, гимнастерка была совершенно новая, зато награды видны, а то, что танкист, видно по бэтэшкам на петлицах. Глаза адъютантов надо было видеть, когда Василий утром вышел за чаем из купе. У них у всех в руках было по несколько стаканов: на себя и на того парня, а у Васи – один, зато две «Звезды», два «Ленина», три «Знамени» и «Звездочка». Чай он получил без очереди.

В Москве у каждой армии существовала «авторота», на случай вызова сюда «начальства». Так что в метро Василий сразу не попал, хотя хотел еще раз взглянуть на сияющую красоту метрополитена. Под совещание отвели Советский зал, бывший Георгиевский. Зал на меня большого впечатления не произвел, не люблю произведения раннего соцреализма, да и позднего тоже. Праздничную часть пустили впереди. Вы пока порадуйтесь, а потом не взыщите. Отчитывались по фронтам, начиная с Карельского. И хотя взятие Петрозаводска и моста через Свирь происходило под управлением Ленинградского фронта, там впервые была упомянута фамилия Василия. Отчитывался незнакомый Челышеву генерал, а я никак не мог вспомнить его фамилию, пока ее не произнес Сталин.

– Товарищ Фролов, как командующий 14-й армии, ви хорошо справились с задачей, стоявшей перед вами в начале войни. И совершенно справедливо указываете, что отступление на Медвежьегорском участке фронта и по всей Карелии происходили с армиями Северного и Ленинградского фронтов. Ви, дэйствитэлно, получили эти армии под свое командование позднее. Но почему ви тогда приписываете себе заслуги 7-й отдельной армии и Ленинградского фронта? Потому что сейчас эта армия придана вашему фронту? Более чем странная подоплека. В течение зимы на участке вашего фронта не происходило никаких изменений! Бои местного значения. Беломорско-Балтийский канал до сих пор перерезан противником и не может функционировать. А ви рассказываете нам сказки о том, что ви сделали для обороны Советского Заполярья.

«Зря он так, конечно. Силенок Карельский сейчас не имеет. И местность такая, что без массированного применения артиллерии там ничего не сделаешь. Но послушаем товарища Фролова, что он скажет в свое оправдание?» – подумал я, с интересом наблюдая за поведением командарма на трибуне. Тот вытер платком лоб и затылок, достал снизу пачку заявок и начал зачитывать каждую Верховному. Тот остановил его:

– Товарищ Фролов, мы это прекрасно знаем, мы в курсе того, что выделить дополнительные силы в ваше распоряжение Ставка не могла. Требовался, и требуется, ото всех, товарищи генералы, подробный анализ: почему не выполнен Приказ Ставки о переходе в стратегическое наступление. Мы для этого вас здесь и собрали. Садитесь, генерал Фролов.