верность делает вам честь, капитан. Вы изменили свою жизнь ради нас.
Он снова смотрел на нее, и взгляд этот совершенно точно был не ледяным.
- Делало бы честь, если бы я делал что-то необычное, - наконец сказал он. – Служить вам
и есть моя жизнь… моя госпожа.
Глава 19
Вторая половина сентября, Иоаннесбург
Люк Кембритч
За всю свою жизнь лорд Кембритч никогда серьезно не болел. Были переломы, ушибы,
сотрясения, ожоги, порезы – короче, полный набор, который собирает к 12 годам почти
каждый мальчишка, вне зависимости от его происхождения. Но банальные простуды и
вирусы обходили его стороной.
Но в этот, воистину знаменательный первый раз, вирусы, видимо, решили отомстить ему
за долгое уклонение, и вдарили по полной. С температурой сорок сильно не побегаешь, особенно если ломит все тело, голова кружится, а сигаретный дым не имеет вкуса. И как
же отвратительно валяться в постели, пялится в телевизор с больной головой, и быть
совершенно беспомощным! Люк бы сбежал на работу, невзирая на болезнь и тем более на
возможность заразить сослуживцев, но организм, словно подозревая, что хозяина
обычным набором не возьмешь, удумал укладывать его в предобморочное состояние еще
до того, как тот доходил до двери дома.
Безобразие прекратил семейный врач, который доходчиво объяснил неугомонному
мальчишке, что чем больше он дергается, тем дольше продлится болезнь, а если будет
смирно лежать, и, желательно, не выплескивать разведенные порошки, а пить их, то на
ноги встанет через дней пять. А если нет – заработает себе осложнения. «Неугомонного
мальчишку» Люк врачу простил – все-таки дядьке было уже сильно за шестьдесят. И,
скрипнув зубами, перестал бегать, смирно лежал в постели, маялся от жара и бесился от
собственной беспомощности.
Приглашенный виталист развел руками и сказал, что болезнь уже запущена, что, скорее
всего, первые симптомы Люк перенес на ногах, и проще подождать выздоровления, чем
тратить огромный магический резерв на выжигание заразы, без гарантии, что в
ослабевший, но не получивший иммунитета организм не залетит еще какая-нибудь
бацилла. Этот план тоже провалился, и Люку ничего не оставалось, как переболеть.
Через пять дней он действительно встал на ноги, ослабевший, но злой на задержку
расследования до безумия. И вот в этом веселом состоянии ему пришлось встречать отца.
Папенька и так планировал зайти еще неделю назад, поэтому дальше тянуть Люк не стал.
Старший лорд Кембритч был мужчиной холеным, высоким, с благородной сединой в
висках. Этакий вызывающий всеобщее доверие политик и дипломат. Он мог часами
разглагольствовать о политике, заложив правую руку за отворот пиджака, но Люк помнил
другое – многочасовые нотации о том, как должен вести себя настоящий аристократ, в
редкие приезды отца в Инляндию. Его уничижительные реплики в адрес матери, которая
была слишком робка, чтобы настоять на своем. Его постоянный шантаж всех всеми –
мамы тем, что он заберет себе детей, Люка тем, что увезет его от матери. Удовольствие от
доминирования в мелочах – кресло должно было стоять там, где он его поставил, даже
если оно всем мешалось, дети должны носить одежду только определенных цветов, жена
не подает голос, пока ее не спросят. О нет, он не бил ее – для этого он был слишком
хорошо воспитан. Он просто любил уничтожать ее словами, без ругани.
Отца Люк ненавидел.
Поэтому, когда Джон Кембритч вошел в кабинет, Люк нагло дымил уже третьей сигаретой, зная, что сигаретный дым тот не переносит. На столе стояла бутылка коньяка, уже
ополовиненная, закуска, неряшливо сваливающаяся с тарелки. И вообще бардак был
такой, будто тут сутки гуляла рота солдат. Надо будет потом извиниться перед экономкой, кстати.
Да и сам Люк вполне вписывался в концепцию кабинета богатого бездельника – небритый, исхудавший после болезни, со стойким запахом алкоголя (пришлось прополоскать рот
коньяком) и вселенской скукой во взгляде.
- Оу, папа, - он приподнялся поприветствовать почтенного родителя, но покачнулся,
свалился обратно в кресло. – А что, уже вечер?
Лорд Кембритч-старший брезгливо сощурился, подошел к окну, распахнул его, и затем
только повернулся к сыну.
- Я же сказал, что ты должен быть трезвым! - зазвенел он хорошо поставленным голосом
публичного политика. – Дело, которое я собираюсь с тобой обсудить, требует ясного ума!
- Я трезв, как стеклышко, - с предельной честностью сознался Люк и, глупо улыбнувшись, отсалютовал отцу стаканом. – Говори, я весь во внимании.
Лорд-старший скрипнул зубами, но, видимо, дело и правда было архиважным, потому что
он не ушел, хлопнув дверью, а с достоинством уселся в кресло с мягкой витой спинкой, стоящее перед столом Люка.
- Сын, - торжественно начал он, - в нашей жизни рано или поздно приходит время, когда
мы должны принимать важные решения, способные изменить все. Менее сильные люди
могут побояться ответственности, но ты-Кембритч, а, значит, понимаешь, что такое долг, смелость и достоинство.
«Эк папенька соловьем разливается, - с нехорошим таким предчувствием подумал Люк, - и
угораздило же дать обещание принять его предложение…»