Я раздену тебя донага, любимая моя, сниму кольца и серьги, чтобы ничего не оставалось
на теле, распущу твои прекрасные волосы. Отнесу тебя в дом Жара и Здрава, и трижды
омою тебя озерной водой под присмотром Богов. Обрежу твои светлые волосы на три
ладони, и мы сохраним их для оберегов для наших детей. Нет ничего сильнее, чем волосы
девушки в ночь, когда она станет женщиной…
- Хорошо, - выдыхает она покорно, завороженная его низким голосом.
Я распарю твое тело так, что ты перестанешь чувствовать себя, а кожа твоя станет
светящейся, как шелк. Окуну в прохладную купель, и ты будто заново родишься. Бережно
оботру тебя, сердце мое, собирая капельки воды с твоего тела, расчешу гребнем и одену в
белую чистую сорочку с вышитыми божественными колесами. А затем возьму тебя,
теплую и разомлевшую, на руки и отнесу сюда, на наше супружеское ложе. Здесь ты
будешь отдыхать и ждать меня, не признося ни звука, пока я буду омываться сам и творить
брачную молитву, чтобы Боги даровали нам здоровых детей и долгую любовь. А потом я
поднимусь к тебе и сделаю тебя своей женой…
- Хорошо, - шепчет она, и он легко касается ее губ целомудренным поцелуем.
Скрипучая широкая кровать, застеленная хрустящими белоснежными простынями.
Потертый теплый ковер на полу. Много цветов, небрежно брошенных чьей-то
неторопливой рукой, и их медовый запах.
Огонь в камине, статуэтки богов на каминной полке, терпкий запах смолы и раскаленного
камня. Девушка, сидящая на кровати в длинной белой сорочке. Мужчина у ее ног, словно
поклоняющийся ей. Диковатый блеск его глаз и мощные руки, скользящие вверх по
тонким, гладким щиколоткам. Хриплый шепот.
Моя…
Теплые губы на внутренней поверхности бедра, головокружительный женский запах, чуть
царапающаяся мужская щетина, тонкие пальцы в волосах мужчины, его судорожный
вздох.
Моя…
Какое счастье, что я могу смотреть на тебя, сколько захочу, и не отводить взгляд. Какое
счастье, что я могу трогать тебя так, как я захочу, и видеть, как розовеет твоя кожа и
туманится взгляд. Как описать, что я чувствую, когда ты так открыта для меня, любимая?
Когда ты так близко, что меня трясет от твоего запаха?
Скользящая вверх по телу брачная сорочка, прикрытые блестящие глаза, совершенная
грудь в облесках пламени. Теплые руки на мягком животе и влажный сосок,
попробованный на вкус. Первый приглушенный стон. Первый вздох удовольствия.
Пальчики, сжимающиеся на плечах. Мягкое тело на хрустящих простынях.
Как я могу описать тебе, что ты делаешь со мной, просто вот так касаясь меня? Твоя ласка
такая робкая, что я периодически замираю, боясь тебя спугнуть. Твои губы такие сладкие, что я бы пробовал их вечно и не мог бы насытиться. Ловлю твое дыхание, чтобы познать, как ты откликаешься.
Моя…
Как я боюсь сделать тебе больно. Как я хочу тебя. Сердце мое, жизнь моя.
Ты заставляешь мое тело гореть, и ударяешь в голову, как терпкое вино. Видят Боги, я не
могу больше ждать. Я слишком долго ждал и точно умру, если прямо сейчас не возьму
тебя.
Движение, вскрик, всхлип, стон, слезы в уголках глаз. Мощные руки, удерживающие на
месте. Прерывистое дыхание. Нежные касания губ. Прости.
Совсем моя…
Скрип кровати, стук дождя, низкий рык мужчины, сладкий запах цветов, прикрытые
затуманенные глаза, судорожные всхлипы-полустоны, треск поленьев в камине, ноготки, царапающие сильную спину, наслаждение на грани боли, или боль на грани наслаждения.
Как же я жил без тебя все эти годы, не имея надежды хоть когда-нибудь прикоснуться к
тебе?
Мыслей больше нет. Есть только бесконечное и безжалостное движение, хриплые крики,
стреляющие безумным огнем по позвоночнику, нетерпеливые вздохи. Ставшие вдруг
требовательными мягкие губы, солоноватый запах страсти, влажные тела, взгляд глаза в
глаза, и все ускоряющийся мир, который неумолимо чернеет и вдруг взрывается, заставляя
глухо рычать и содрогаться.
Тишина, прерываемая громким дыханием двоих. Ночь, стыдливо заглядывающая в окно.
Двое, принадлежащие друг другу. Отныне и навсегда.
Моя? Моя?
Твоя, Мариан. Твоя.
Часть 5
Глава 22
Конец сентября, Великая Лесовина
Марина
Я кормила яблоком маленькую кобылку, которая аккуратно, с громким хрустом, кусала
сочный плод, касаясь моих рук бархатистыми губами. Она жевала и закатывала глаза от
удовольствия, а я обнимала ее, гладила по лбу с белой звездочкой и испытывала такое
счастье, которое, наверное, можно ощущать только в детстве.
Раздался свист кнута, и Люк погнал лошадку по кругу. Она в ужасе скакала прямо на
горящее кольцо, а я кричала, потому что знала, что случится дальше.
Лошадка прыгнула и вспыхнула огнем, а Люк, превращаясь в Смитсена, сказал
многоголосым голосом: «Вот так-то лучше!» и потянул ко мне удлиняющиеся руки.
Я с трудом, как сквозь кисель, побежала от него, подбежала к умирающей кобылке,
которая хрипела, билась и смотрела на меня мамиными глазами.
«Бей первой, дочка» - сказала она и…
- Марина Станиславовна, ваша смена!
Я с трудом отходила от кошмара, который был каким-то отрывочным бредом, замешанным
на подавляемых страхах. Что-то не везет мне со снами в последнее время. До этого не