перехватил мои руки и вжал меня в стенку, продолжая свое нападение. В голове шумело, будто я тоже хлебнула коньяка. А он, хрипло дыша, уже тянул одной рукой наверх мою
рубашку, второй настойчиво водя по боку, от бедра к подмышке, по чувствительной,
покрывающейся мурашками коже.
- Люк, нет, нет!! Я не хочу! Только по моей воле! Только по моей воле! – кричала я ему в
ухо, барабаня кулаками по плечам и пытаясь опустить рубашку вниз. Он, словно не слыша
меня, рванул ворот рубашки, посыпались пуговицы, и вместе с первым холодком меня
окатила волна паники. Это не игра! Он же меня сейчас изнасилует! Голову сжал тяжелый
обруч на грани потери сознания, ладони заледенели, стали покалывать.
- Боги, - прошептал он хрипло, рассматривая мою грудь, а затем приподнял меня и ткнулся
носом в один из сосков. Лизнул, втянул в себя, и я замерла на грани истерики. А он, почувствовав, что я прекратила сопротивляться, глухо и самодовольно пробормотал куда-
то в область моего солнечного сплетения:
- Я же говорил, что тебе будет хорошо, злючка.
Вернулась оглушающая ярость, да такая, что я зашипела, больно вцепилась в его плечо
зубами. Он легко тряхнул меня, мол, не ломайся, все равно будет по-моему. Пылающий
ком ярости в моей груди вдруг потек по немеющим рукам, излившись обжигающими
призрачными плетями, и я с рычанием отшвырнула его от себя потоком чистой силы.
- Урррод! – запахнула рубашку, ноги подкосились, пришлось опереться на стенку. За окном
грохотал гром. Люк поднимался на ноги, держась за спинку кресла, и в лице его не было
раскаяния, только какое-то удовлетворение.
- Маленькая медсестричка полна сюрпризов, как я погляжу, - сказал он с насмешкой и
медленно двинулся ко мне.
- Не подходи, - прорычала я, отступая по стенке. Он двигался параллельно мне, а входная
дверь была прямо за ним. – Не пожалею. Тварь!
- Скажи мне, Маришка, - он внимательно следил за мной, и глаза были холодными,
изучающими, - откуда в тебе столько тайн? Почему ты всегда так прямо держишь спину, даже когда вымотана после смены? Почему твоя речь такая правильная, даже когда ты
выходишь из себя? Почему равнодушна к драгоценностям и не смущаешься мест, где
человек твоего класса просто растерялся бы? Откуда девочка, обучавшаяся на дому, знает
этикет на уровне лучших школ столицы?
Снова захлестнула волна паники, и я стала прикидывать, удастся ли мне сейчас, если
метнусь, пробежать мимо него к выходу. В горле стоял ком, хотелось закрыть пальцами
уши, заорать и заставить его замолчать. А он продолжал, и с каждым предложением
становилось все страшнее:
- В ресторане, в который мы ходили позавчера, сервируют столы полной выкладкой, как
делается только в домах высших пэров королевства, и то на праздники. А ты ни разу не
ошиблась с приборами. Откуда в тебе эти знания, Марина? Откуда ты знаешь барона
Байдека? И почему боишься лошадей, да до такой степени, что падаешь в обмороки?
Я смотрела на него и не верила, что этот холодный, угрожающий человек - знакомый мне
Кембритч. Он словно парализовывал меня своими словами, и я тряслась, как мышка перед
удавом.
«Теперь ты понимаешь, почему во сне он явился тебе Змеем?»
Внутри ревел поток, струясь по рукам, и от напряжения, чтобы сдержать его, перед
глазами плясали черные мушки. Но мозг-таки выхватил фразу про Байдека, переварил, и
меня осенило:
- Так это ты? Сыщик?
Он ухмыльнулся, и я, чувствуя, как темнеет в глазах от страха, ударила снова, со всей
силы, так, что его просто смело и впечатало в стену, и он завалился набок со стоном.
Жалости не было, этот человек угрожал мне и моей семье. Надо бежать. Надо собрать
девчонок, отца и уезжать прочь из страны. Но как добраться в столицу? Через телепорт
меня никто не пустит, без директивы от главврача госпиталя.
Я беспорядочно металась по комнате, втискиваясь в свою одежду, надевая туфли. Белье
оставлю на память предателю, все равно мокрое. Схватила сумочку, подошла к нему.
Наклонилась.
- Где ключи от машины?!!
Люк улыбнулся одними губами, а в глазах плясало безудержное веселье, будто он
наслаждался ситуацией. Он не шевелился. Надеюсь, я сломала-таки ему позвоночник и эта
скотина до конца дней своих меня запомнит.
Я полезла по карманам, раздраженно шипя, потому что ключей не было. Смяла
ткнувшуюся в руку пачку сигарет, бросила на пол, растоптала ногой. Сунула в сумку
телефон, сложенную пополам пачку денег. Ничего, не обеднеет.
Ключи нашлись в заднем кармане, и, чтобы достать их, пришлось перегнуться через него.
И когда я уже отодвигалась обратно, он хрипло шепнул, заставляя мое глупое тело
болезненно сжаться:
-
Красивая.
Я зажмурилась и изо всех сил со злостью пнула его ногой в живот, так, что он судорожно
выдохнул, сжал зубы. А потом еще и еще. За «Марина, вы мне очень нравитесь». За
обжигающие поцелуи. За крушение своей жизни. И жизней сестер. За «наш закат». За
проклятые чулки, лежащие в моей сумочке. За то, что мне было так хорошо с ним.
Ушла, не оглядываясь, и только в лифте, глянув в зеркало, поняла, почему «красивая». Ко
мне вернулась моя внешность. Думала, хуже уже быть не может.Теперь я как живой маяк
для сыскарей всех мастей.