Королевская кровь-12. Часть 2 (СИ)

Мы молчали, но знали, кого мы ждем. И боялись спугнуть надежду словом сомнения.

Спустя пару десятков минут мне в руки опустилась огнептица с медицинской склянкой. В ней лежало письмо от Алины.

Сестра была немногословна, и эта краткость сказала мне о многом. Я заморгала и всхлипнула, улыбаясь:

«Я очень хочу вас всех увидеть. Люблю тебя, Марина».

Я бы тоже вряд ли блистала эпистолярной гениальностью после нескольких месяцев путешествия в другом мире.

Было и письмо от Ангелины, которое заставило меня похолодеть, несмотря на жаркое солнце. Похолодеть и представить, как выцветает мир вокруг, если бы не произошло чуда. После строк о том, что с ней и Нории все в порядке, она писала:

«Надеюсь, мое письмо дойдет быстрее, чем Лукас расскажет тебе о случившемся. Я знаю, как близки вы с бароном фон Съедентентом, Марина, и сразу скажу: сейчас с ним все в порядке. Но сегодня он погиб на моих глазах, удерживая щит над порталом против бога, и, если бы у барона не вышло, Алину на Туре мы могли бы не увидеть. Жив он только благодаря милости Черного Жреца, и это случилось уже после того, как Лукас улетел. Очень жду, когда мы все сможем увидеться и узнать то, что происходило с каждой из нас эти дни, а в случае с Алиной — и месяцы…»

Я очнулась только когда свекровь деликатно протянула мне платок — оказывается, я тихо плакала, читая и перечитывая эти строки. Сердце мое сжималось от ужаса, я жалела и себя, и Викторию, представляла, что творилось с ней, я хотела увидеть Мартина, чтобы обнять его и убедиться, что он живой, я думала о том, где же Люк и не случилось ли что с ним по пути, — и меня накрыло такой паникой, что доктор Кастер, присмотревшись, принес мне успокоительных капель.

Через час перед замком опустился мой муж, и я, уже впавшая в нервное оцепенение, выдохнула, прикрывая глаза от солнца, и пошла ему навстречу. Леди Лотта и Рита деликатно отстали на пару десятков шагов.

Он был обнажен — и появившийся неоткуда Ирвинс подал ему свой сюртук, который Люк обвязал вокруг талии. Он был голубоглаз, расслаблен, сильно небрит, и широко, чуть кривовато улыбался, — и сколько же несказанного я видела за этой улыбкой! Замедлившись за несколько шагов, я судорожно вздохнула — так я любила его, бесконечно, всем сердцем любила.

— Ну что? — спросила я, подойдя вплотную и заглядывая в его глаза. — Ты всех победил, Люк?

Щека его под моей ладонью была шершавой, губы, которых я коснулась губами — теплыми. От него пахло ветром и свободой.

— Я сделал это для тебя, детка, — хрипло подтвердил он и склонился, чтобы поцеловать меня снова.

* * *

Далеко-далеко на Лортахе искалеченная, искореженная, почти убитая ударом чужака тень доползла до затопленной Лакшии и нырнула в разрушенный холм, полный сытой старой крови и силы. Там она свернулась в шар и погрузилась в целительный анабиоз, одной частью сознания наблюдая за тем, что происходит вокруг, а другой — глядя вглубь себя.

Так слаба она была, что много лет потребуется ей, чтобы окрепнуть, и много десятков, а то и сотен лет — чтобы вырастить из себя вновь четырех богов.

Кровь могла бы это ускорить — но она пока была слишком слаба, чтобы обращаться к сознанию людей, которые принесли бы ей жертвы. И тихо-тихо было под холмом.

Там, где ее ранили, изо всех сил рвались на волю Хида и двое ее детей, а генерал Ренх-сат, заняв ближайшую к равнине твердыню Орвиса, бывшую ранее ставкой императора, смотрел с балкона на три извергающихся вулкана. Видел он и то, как необычайно ярко светятся луны, вышедшие в ночь над равниной.

Не будь выжившей тени — и, может, хватило бы у богини и ее детей сил на освобождение. Но тень удерживала путы, которыми были сплетены боги, и пусть у богини стало больше силы и больше свободы, ей пока оставалось только ждать того, кто освободит ее.

* * *

А на Туре люди продолжали выходить из подвалов и монастырских подворий, выходить неверяще и радостно, идти к своим домам, радоваться или плакать, если они были разрушены, обнимать соседей, горевать над потерями.

Как ни берегли боги города и поселения Туры, на всех обитаемых материках оказались тысячи жертв. Кто-то попал в трещину или был в море, кого-то раздавило обвалами, кто-то оказался на пути божественного боя. Люди оплакивали своих мертвых и обнимали живых. И победа эта была с привкусом боли и горечи, и от солнца текли слезы.