слабое сердце, у мамы нервы. Стоят ли этого ее драконы? И как дальше жить после того, что она сейчас сделает? Как уважать себя дальше? И что сказать тому, кто обещал
вернуться – если все-таки вернется?
- Не надо родителей, - сказала она, давясь слезами и чувствуя себя школьницей на ковре у
директора. И зачем только красноволосые с ней всем этим поделились? Вот и поиграла в
партизанку, только хуже сделала. – Я все расскажу. Но я и правда немного знаю. Они
откуда-то с юга, с пустыни. Говорили, что долго находились в горе, потом проснулись. Ее
Высочество им нужна для заключения брака с их правителем.
Ее еще долго допрашивали, по несколько раз задавая одни и те же вопросы, словно
проверяя, уточняли детали, просили описать каждый день с утра до ночи, записывали за
ней. Потом дали расписаться и действительно отпустили, надев предварительно на ногу
плотный тонкий браслет с бирюзовой полосочкой. Этот браслет перемещал носителя к
вызывающему, если тот не отзывался на приглашения добровольно. И ей категорически не
рекомендовали пытаться его снять, иначе последствия могли быть очень болезненными.
Из камеры ее вывели вполне доброжелательно, проводили до ворот и оставили одну. А
чего им не быть доброжелательными? Пережевали ее и проглотили, как вафельную.
Чувство было омерзительное, от пережитого страха трясло, а от переживаний болела
голова. Она брела к автобусной остановке и с грустной усмешкой вспоминала то, как
высокомерно сердилась на девчонок-администраторов, давших против нее показания. А
теперь она сама почувствовала на своей шкуре, каково это – предавать тех, кто тебе дорог.
И оправдывать себя тем, что мало кто бы устоял против катка по имени Майло Тандаджи, она не собиралась.
Марина
Я открыла глаза с ощущением, что выбираюсь из какого-то зыбкого колышущегося и
серого киселя. Все тело болело, как после марафона. Видимо, разряд, полученный от
Василинки, сработал как электростимулятор мышц. Простимулировала, так сказать, мне
сестренка, весь организм. Хотя сама дурочка, полезла к ней, ничего не зная и не умея.
Как горох, посыпались воспоминания, и голова закружилась. Огромный, уносящий
Ангелину ящер. Черные глаза Василины и клокочущая внутри нее энергия. Почему в
нашей семье ничего не может пройти нормально? И где же Вася, почему я ее не чувствую?
Я дернулась, и от икр по телу побежала судорога, выламывая суставы, так больно, что я до
крови закусила губу. Видимо, сестренка до кучи выжгла мне и набор необходимых
электролитов. Кстати, вот и капельница, судя по этикетке, капают мне как раз витаминно-
минеральный коктейль и глюкозу. Это от истощения. Сколько же я была без сознания?
Я лежала в больничной палате, просто шикарной по сравнению с эконом-вариантом палат
на моей работе. И цветы там в комплект не входили. И шоколад. Вот это сервис!
Вкусное и красивое лежало на столике, до которого еще нужно было дотянуться. Да и в
туалет хотелось сильно. Пощупала внизу живота рукой – катетеров не наблюдалось.
Я осторожно пошевелила ногой, потом второй. Начала крутить стопами, кистями, головой, разминая мышцы, вдыхать и выдыхать, задействуя диафрагму. Прикрыла капельницу,
аккуратно вытащила трубку из закрепленной на тыльной стороне ладони кисти. И,
наконец, села.
Конечно, закружилась голова, но это было нормально. Очень беспокоило то, что я не
чувствую Васюту. Не случилось ли чего?
Сходила в заветную кабинку, а вот на душ не решилась. Зато в зеркале обнаружила
очередную радость – мои прекрасные волосы до попы то ли обгорели, то ли расплавились, и теперь с одной стороны висели прядями чуть ниже плеч, а другой вились на уровне уха.
Да, недолго я походила с гривой. Хотя чего жаловаться? Главное – жива, цела и в рассудке
осталась, а ведь могла и умом тронуться от замкнутой не себя энергии.
На пути к выходу из палаты сцапала пару конфет из коробки с шоколадом, и машинально
отметила, что у цветов нет записки. Красные и фиолетовые, с крапинками белых, терпко
пахнущих, полевых «звездочек». Красиво.
Ладно, надо идти узнавать, сколько прошло времени и где Василинка. И что с Ани. Ее я
тоже не чувствовала, и меня начинало это беспокоить. Надеюсь, я не проспала много лет, как героиня популярного недавно фильма.
«Не думай всякие глупости».
«Ну хоть что-то на месте».
Накинула висевший на выходе халат, сунула ноги в тапочки и пошаркала по коридору. По
всей его длине стояли охранники, а навстречу уже бежала взволнованная медицинская
сестра, причитая, что мне нельзя вставать и необходимо срочно возвращаться в палату, а
она вызовет врача и виталиста на осмотр. Она была права, но вернуться и спокойно
лежать, не получив ответы на вопросы, я просто не могла.
- Сколько я была без сознания? – спросила я, как только женщина выговорилась. Голова
ощутимо кружилась, и слегка подташнивало, поэтому пришлось опереться о медсестру и
шаркать обратно.
- Почти четыре дня, Марина Святославовна, - ответила она, глядя на меня укоризненно.
Стало немного стыдно перед коллегой. Сама не переносила излишне резвых пациентов,
думающих, что раз операция прошла, то все уже хорошо, и не выполняющих