Королевская кровь 2

моменты, когда он пребывал в сознании, были приглушенными, почти бесцветными и

безвкусными, звуки то казались слишком тихими, но, наоборот, невыносимо громкими, и

минуты бодрстования быстро сменялись черными провалами с неприятными снами, будто

организм уставал мыслить и чувствовать и отключался. Как аппарат с однажды

перегоревшим предохранителем – чуть скачок напряжения, и все, не работает.

Каждый раз, когда он осознавал себя, мозг лениво оценивал происходящее вокруг,

анализировал, пытался нащупать потоки стихий, но был еще слишком слаб. Только и

оставалось, что слушать и наблюдать из-под опущенных ресниц – иначе слишком уж резал

глаза свет в палате.

….типичный неврологический шок, острая реакция на раздражители органов чувств….

Это врач, его халат ослепительно-белый, общается с коллегами.

Провал.

…- Молодой человек, вы куда?!! Наденьте быстро бахилы!

- Да я профессору пирога принес домашнего. А бахилы мне на ноги не налезают, рвутся…

Тяжелый бас Ситникова, от которого болят уши. Вкусно, но очень резко пахнет выпечкой, и хочется смеяться от нелепости ситуации. Какие пироги? Он же весь на капельницах.

- Молодой человек, он пока не может есть, не видите?

- Спасибо, профессор Тротт, - говорит грустно Ситников. – Выздоравливайте, я очень хочу, чтобы вы дальше с нами занимались.

Он уходит и уносит с собой свои гостинцы, а запах дрожжевого теста и какой-то сладкой

начинки еще долго витает в воздухе палаты.

Провал.

- Малыш, хватит притворяться, я вижу, что ты не спишь.

Улыбается сухими губами.

- Сгинь, Март.

- Ты ж моя умница, - утрированно сюсюкает фон Съедентент, и что-то мелькает перед

глазами – Макс пытается открыть веки – точно, его сканируют. – Теперь, когда тебе

поджарили мозг, может, ты станешь немного тупеньким, как мы? Мы будем тебя все равно

любить, герой.

Он язвит, но слышно, что переживает.

- Пить, - просит Тротт шепотом.

С ловкостью заботливой бабушки Мартин приподнимает его голову и поит из

специального поильника.

Провал.

Никак не открыть глаза. В палате кто-то есть. Но перед глазами – темнота, зрение отказало

не вовремя. Вернется.

Всхлип, сопение.

Его пальцев касаются, осторожно, будто опасаясь, легко гладят, тут же отдергивают руку.

- Спасибо, - шепчет темнота голосом Богуславской.

Снова провал.

Четвертая принцесса вышла из палаты, где лежал Тротт, и потопала к выходу из лазарета.

В коридоре сновали туда-сюда врачи, стояли охранники, в уголке расположился Тандаджи, внимательно слушающий какого-то сотрудника. Мимо медленно прошли два

семикурсника – друзья Матвея, которые были у него на дне рождения – окинули ее

настороженными взглядами, остановились, чтобы заговорить – но тут же были окликнуты

всевидящим Тандаджи, который интересовался самочувствием и готовностью ответить на

вопросы следователя.

Алина извиняюще улыбнулась, сказала вежливо «потом поговорим» и пошла быстрее.

Она, до того, как заглянуть по какому-то наитию в палату Тротта, видела в лазарете

Матвея, видела издалека – тот стоял у реанимации, где лежал Димка, вглядывался за

стекло, и хотела подойти, и побоялась. Вдруг не будет больше прежнего Матвея, вдруг он

станет чужим и почтительным? Тогда бы она точно расплакалась.

Больница находилась на территории дворцового комплекса, с двумя выходами – в парк и в

город. Но во дворец ей не хотелось. Василина уехала, Марина была на работе, а Поля

засела за чтение старой книги о бермонтских традициях, каким-то чудом нашедшейся в

королевской библиотеке. Потом бросала, фыркала, вздыхала, и шла в спортзал. Звала с

собой Алинку, но та отмахивалась – спорт не был ее средством успокоения.

Принцесса потопталась у выхода в парк, развернулась и пошла к двери, ведущей в город.

За ней тенями следовали охранники, и это ужасно раздражало.

Накинула куртку, которую держала в руках, открыла дверь и вышла на крыльцо. Было

ветрено, лежащая перед дворцовой территорией площадь была украшена к завтрашнему

Дню Рождения королевы, а справа, спиной к ней, стоял Матвей, курил, и Алина на миг

замерла, потом решительно тряхнула головой, подошла к нему, неловко взяла за руку, приподнялась на цыпочки, заглядывая в лицо. Ситников искоса посмотрел на нее,

невесело улыбнулся. Оглянулся на застывших на другом конце крыльца охранников,

помрачнел еще больше.

- Ничего ведь не изменилось, - настойчиво, пытаясь не заикаться, сказала Алина, - я же

такая же. Матвей?

- Эх, малявочка, - пробасил он с тихой нежностью. Сжал ее пальцы в руке, покачал

головой. Все изменилось. Но как объяснить это девочке с косичками, которая смотрит на

тебя своими серьезными зелеными глазищами из-под очков?

- Вот, значит, кто у тебя сестра, - произнес он, и Алина покраснела.

- Угу.

- А я занимался с профессором Троттом по утрам, - вдруг признался он, кидая сигарету в

урну. Сделал движение, будто хотел погладить ее по спине, как обычно, и остановил себя.

– Сам подошел и попросил его потренировать нас с Поляной по боевой магии. Боялся тебе

сказать, чтобы не обиделась.

Алина задумалась и признала:

-

Я бы, наверное, точно обиделась. Сейчас-то, конечно, нет… А зачем, Матвей?