Королевская кровь 5

   Первый мелодичный звук пронесся над водной гладью, когда она почти задремала. Чистый, струнный – струна вибрировала, рождая в душе тревогу. Звук затихал, и когда осталось только тонкое воспоминание о нем – раздался новый, а затем еще один, и полились над зеркалом озера восточные переливы тоскливой мелодии. Полились, окружили, проникли в сердце, завели его до бешеного стука – и тут же сменились чарующей, бархатной и нежной песней – так поет жаркая ночь, так звенят травы, окружающие ложе любви, так касается тела любимый, так загораешься ты от его взгляда и голоса.

   Ани дрожащими руками налила себе еще чаю, всмотрелась в пелену дождя.

   Напротив – в павильоне, носящем имя «Воспоминание», она видела мужчину – или то была причудливая игра сознания? Нет, там точно сидел мужчина, красноволосый, белокожий, со светящимися линиями на теле, сидел, скрестив ноги, опустив голову – пряди волос почти касались инструмента, лежащего у него на ногах.

   Дракон, дракон, откуда ты здесь?

   Нории поднял голову, чуть склонил ее – Ани заморгала, перед глазами все расплылось – и снова перестала его видеть, и снова возникла мысль, что она сходит с ума.

   Но мелодия – льющаяся хрусталем и болью, любовью и смирением – была реальна. Как реален был тот, кто играл ее.

   Уйди, Ани, уйди. Не слушай.

   Но она слушала песнь-признание, песнь-прощание и смотрела сквозь дождь на того, кто поступился гордостью, чтобы еще раз увидеть ее. Чтобы найти возможность сказать то, что важно, не нарушив при этом дистанцию, созданную ее словами, чтобы позвать ее снова – или попрощаться? И он тоже смотрел на нее, и пальцы его ласкали струны – и не было ничего в мире прекраснее той песни, что звучала сейчас над темной водой.

   Двое сидели напротив – далеко, по разные стороны Туры, а вокруг них стелилась, медленно осыпалась золотым лиственным дождем теплая и дымчатая солнечная осень.

   Ангелина все же нашла в себе силы уйти – как раз тогда, когда поняла, что еще минута – и она пойдет вперед. Струны зазвенели, когда она встала, струны заплакали, когда она отвернулась и шагнула в двери. Легла на кровать, уставившись в потолок, замирая от пронзительного и затихающего шепота песни.

   «Умоляю тебя, приди».

   Кто это говорит – он или она?

   «Не могу без тебя».

   Струны вибрировали - а на низкой постели под резным куполом павильона навзрыд, до судорог в горле и боли в сердце рыдала железная роза Рудлогов, принцесса Ангелина, рожденная править.

   «Не могу…»

   Долг крепкими гвоздями удерживал ее на ложе, рвал ногтями ладони, ранил зубами губы. Музыка терзала ее хуже самой страшной пытки, и она почти возненавидела того, кто никак не хотел остановиться – и перевернулась на живот, впилась зубами в подушку и застонала от злости, от боли, от соленых слез, от того, что опять нужно делать выбор – и прямо сейчас, потому что больше он шанса не даст.

   Она подумает об этом после колодца. Если вернется оттуда. Подумает. Обязательно.

   «Прощай, принцесса».

   Музыка стихла, оставив после себя страшную оглушающую тишину. Потускнел последний оранжевый солнечный луч на стене спальни – и исчез. И Ани, вытерев слезы, медленно встала через десяток минут тишины, еще медленней побрела к распахнутым дверям – чтобы увидеть, как над павильоном «Воспоминание» поднимается вверх, улетая прочь, огромный белый дракон с красным гребнем на спине.

   Она, не в состоянии успокоиться и чувствуя, как растет, расширяется внутри пламя из-под сорванного замка, долго смотрела Владыке вслед, прислонившись к створке распахнутых дверей и сжимая кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Смотрела, тяжело, прерывисто вздыхая, ощущая себя очень старой и уставшей, словно за спиной лежало не тридцать лет, а сотни тысячелетий, или будто опять она почти прошла пустыню, и остался последний рывок к цели. Но теперь не было того, кто остановит ее.

   Она попыталась вдохнуть – но получалось только хватать ртом воздух, царапая ногтями по двери.

   Ей дали свободу.

   Думала ли она, что свобода может быть столь невыносимой?

   Небо уходило в ночь, опрокидываясь чернильной звездной чашей в озеро, шелестели пышные деревья, теряя цвет и превращаясь в резную кружевную кромку между водой и воздухом, а на груди старшей Рудлог накалялся, нагревая тонкую кожу, подарок Нории - драгоценная ситория, раскрываясь отчетливо видимым призрачным цветком. Ани из последних сил сжала ее в ладони.

   Опять, опять разбередил, разбил ее, растревожил. Опять показал, как она слаба и как шаток ее мир.

   Потянуло холодом – по озеру, стремительно приближаясь, потекли к красной принцессе кружева льда, и воздух вдруг схватился мириадами хрусталиков инея, засверкавших в свете из распахнутых дверей.

   Она справится. Справится.

   Ани открыла рот, пытаясь вдохнуть еще раз – и не смогла.

   «Не лги мне!» - орала ей в лицо Василина.

   «Не лги себе!» - выл морозный ветер, секущий ее лицо, заставляющий согнуться, признать еще одну истину.