Королевская охота

Брегант не сразу нашелся, как отказаться от дара, но граф так настаивал, что старый солдат, скрепя сердце и поминая про себя Нергала, принял великолепный перстень, только бы Этельстейн, отношение которого как к себе, так и к своему сыну, генерал прекрасно знал, побыстрее от него отвязался. Когда граф, наконец, отошел от него, Брегант, хмыкнув, снял кольцо с пальца и сунул его в карман. Он не очень-то любил навешивать на себя драгоценные побрякушки, чем отличалась большая часть дворцовых щеголей.

Теперь он вытащил кольцо из кармана и, посмотрев по сторонам, нет ли кого рядом, стал внимательно разглядывать вещицу.

«Кольцо очень дорогое, — решил Брегант, глядя на огромный фиолетовый камень. — Я-то не большой знаток в побрякушках, но даже у самых богатых придворных подобного не видел. Значит, тем более все это неспроста. Надо быть поосмотрительней с этим нобилем. Я ведь не мастер на гладкие речи, вот и не удалось отвертеться… граф, а хуже пиявки!» — досадуя больше на себя, выругал старый солдат Этельстейна.

Он вновь засунул перстень в карман, а вечером, вернувшись из дворцовых покоев, бросил изящную вещицу в дальний угол ящика стола.

— Носить его я не буду, а выбрасывать — тоже неразумно. Пусть полежит, потом найду применение. В крайнем случае, такую штучку всегда можно выгодно продать.

— Неужели мой верный боевой товарищ мог замыслить что-то против меня, или же ошибся этот дурацкий медальон, попавший ко мне неизвестно откуда? — Конан сидел, в тоске и задумчивости подперев голову руками, и размышлял о том, что произошло сегодня утром. — Что еще нужно для полного счастья такому вояке, как Брегант? Больших денег? Власти? Никогда, хоть режь меня на части, не мог бы его в этом заподозрить! — Варвар отхлебнул из бокала остатки вина и налил себе следующий. — Но ведь амулет врать не будет, он, как предупреждал меня непонятно откуда берущийся голос, специально для таких вещей создан. Хотя… все бывает…

Утром король, как обычно, вел беседы с канцлером и советниками. Брегант пришел последним, и как только он появился в зале, медальон, висевший на груди у киммерийца, зашевелился и несколько раз ударил его в грудь. Конан и бровью не повел, однако насторожился.

Невзирая на годы дружбы со старым солдатом и доверие, которое он к нему испытывал, варвар прекрасно знал, что все-таки оснований опасаться врагов было у него предостаточно. Да и за свою богатую событиями жизнь он привык к тому, что любой правитель должен быть наготове — желающие заменить его всегда найдутся. Вот ведь чуть больше года прошло, как на него самого покушались в последний раз.

Казалось бы, взойдя на трон Аквилонии, он сделал все, чтобы исправить бедственное положение, в которое вверг страну прогнивший режим прежнего короля Нумедидеса. И что же? Все равно нашлись неблагодарные, что стали превозносить до небес «невинно убиенного» монарха и поносить его, варвара, как «проклятого узурпатора». Этим воспользовался мятежник Аскаланте, граф Туны, вставший во главе заговора, и лишь небывалое мастерство киммерийца во владении оружием помогло ему отбиться от двух десятков заговорщиков, обманом проникших в его опочивальню.

Ну, ради справедливости следует, конечно, добавить, что к тому, что Конан остался в живых, приложил руку и некий старец, явившийся киммерийцу во сне и начертавший на клинке его меча магический знак в виде феникса. Верховный жрец Митры объяснил потом королю, что ему привелось общаться, хоть и во сне, ни с кем иным, как с легендарным мудрецом Эпимитриусом, умершим пять тысяч лет назад и объявленным впоследствии святым…

Поглощенный не столь уж приятными воспоминаниями и озабоченный сомнениями, Конан довольно-таки невнимательно слушал своих собеседников, и несколько раз канцлеру по требованию короля приходилось повторять сказанное.

Когда приближенные покинули покои Его Величества, появился командир Черных Драконов Паллантид с неприятным известием: рано утром на пустыре у городского рынка была обнаружена брошенная крытая повозка, а в ней — убитые возница и седок.

Ничего, в общем-то, странного, если бы тело, найденное внутри повозки, не принадлежало дворецкому короля Гаримету.

— Ты не находишь подозрительным, что мой слуга шастает по ночам по городу, да еще не в дворцовой карете, а в какой-то коляске? — спросил Конан Паллантида, на что начальник его стражи только развел руками:

— Конечно, это весьма странно, и мы уверены, что это не простое преступление с целью грабежа. Этот Гаримет явно впутался в какую-то скверно пахнущую историю — иначе что же заставило его ночью, втайне от всех, покинуть дворец? Сейчас лучшие сыщики обшаривают все вокруг, но выяснить, где был дворецкий, они еще не смогли. — Паллантид был настолько обескуражен своим, как ему казалось, недосмотром, что киммериец поспешил его успокоить: