Королевский крест

«В свое время мы с твоим отцом и Лазарем Гангрелом рассчитывали, что через сто пятьдесят — двести лет в Саббат осознают бесперспективность противостояния и мы договоримся. К сожалению, их лозунги, непрагматичные и непродуктивные, противоречащие разуму и инстинкту самосохранения, оказались весьма живучи. Вождям Саббат удалось сформировать культуру, не нуждающуюся в мирной жизни. Пища всегда рядом, наличность на карманные расходы можно получать банальным грабежом — вот и вся свобода. И за нее они готовы драться до последней капли крови. Эта культура, культура Хаоса, спутала нам все карты, не скрою: лидеры Саббат нас переиграли».

«Значит, война будет продолжаться до полного истребления?»

«Мне бы этого не хотелось».

«Мне тоже».

«Надо искать выход».

«А он есть?»

«Выход есть всегда, — прищурился комиссар. — Раз уж мы поняли, что не можем и впредь истреблять мятежников с прежней интенсивностью, следует заняться их культурой…»

Оглушенный Цвания не мог прийти в себя минут десять. Он молча сидел за столом, неподвижно глядя на открытые карты, и пошевелился лишь однажды: залпом выпил поднесенный мрачным Какадзе стакан водки. Все понимали, какие чувства владеют несчастным Давидом, а потому не трогали, не дергали. И лишь когда Геннадий Моисеевич разложил на противоположном конце стола документы, Сватов осторожно дотронулся до плеча Цвания.

— Давид, надо подписать бумаги.

— Я не могу, — едва слышно ответил Цвания.

Сватов вздохнул:

— Давид, ты должен.

Цвания поднял голову и посмотрел на Сергея:

— Я не могу, Гори меня убьет… — И, увидев в глазах Сватова равнодушие, сглотнул. Попробовал еще раз: — Серго, ты же знаешь — он меня убьет.

— Если ты не подпишешь, — негромко произнес Сватов, — Автандилу о твоем проигрыше будет докладывать кто-то другой. А подпись на бумагах все равно появится.

— Чего пугаешь, а? — вскинулся Цвания. — Думаешь, испугал, а? Сука ты, Сватов, сука!

Один из охранников поднес документы, и Давид лихорадочно поставил автографы.

— Все?

Но Сватов уже уступил место Крылову.

— Все, — кивнул Никита, передавая бумаги Эльдару. — Было приятно играть с тобой, Давид.

— Жаль, что у тебя только одно казино, — добавил улыбающийся Ахметов.

Цвания промолчал.

— Скажи Автандилу, что мы будем ждать звонка, — закончил Крылов. — Нам есть что обсудить.

— Пошел ты…

Давид закурил.

Это случилось здесь. Захар остановился в центре подземного гаража, опустил голову, вздохнул. Служба утилизации поработала на славу: не осталось никаких напоминаний о вчерашней схватке, исчезли даже магические следы, словно челы могли их почувствовать… Ничего не указывало на то, что вчера на этом самом месте погиб Гаврила Треми, юнец с «кривыми иглами», сопляк, искренне верящий в свою правоту. Война любит молодых.

Епископ Треми опустился на одно колено и достал катану Гаврилы. Во время церемонии похорон кардинал клана сломал над ушедшим воином «слир» — ритуальный нож, кривой и острый, словно игла, такой клинок получал при рождении каждый масан. А здесь, на месте смерти, Захар оборвал путь его меча — по праву сражавшегося рядом во время последнего боя.

— Мы проливаем кровь и пьем ее. Нас согревает тьма и наполняет силой смерть. Но на той стороне все равны.

Клинок переломился. Епископ крестом сложил половинки меча на том месте, где сделал последний вздох Гаврила, и прошептал заклинание. Сталь вспыхнула огнем.

— Ты был воином и умер как воин. Прими мое уважение, брат.

Сталь растаяла в магическом пламени, исчезла, отправившись в небытие следом за господином.

Захар поднялся на ноги и огляделся. Сантьяга сказал, что оставил машину где-то здесь…

Пригнанный челами эвакуатор увез «Мазератти», прихваченная из бара бутылка виски закончилась, и, поскольку ничего интересного в гараже не намечалось, Контейнер решил осведомиться насчет дальнейших планов.

— Чо будем делать, уйбуй?

Десятник промолчал. Он сидел на подножке джипа, одной рукой закрывая лицо, а во второй сжимая проклятый амулет, и изредка икал.

— Вешаться будем, — безапелляционно ответил Иголка. — Потому шта нам теперя трындец. Великий фюрер не поймет, что только этот гад во всем виноват, — всех порешит.

— Надо ехать конца мочить, — отрешенным голосом произнес Копыто. — Пусть ему тоже будет хреново.

— Да заткнись ты, мочитель недоделанный, — окрысился Иголка. — Хватит, накомандовался!

И получил подзатыльник от могучего Контейнера.

— Не мешай уйбую, стервец!

— Я уже не мешал! Я никому не мешал! И что?! Чем все закончилось? Ты хочешь, чтобы тебя повесили?

— Нет.

— И я не хочу! А нас повесят! Потому что этот кретин…

На этот раз здоровяк приложил паникера покрепче. Иголка влетел в крыло джипа и на некоторое время угомонился.

— Слышь, уйбуй, а, типа, скока ты у фюрера взял?

— Миллион, — проскрипел Копыто.

— Много, — вздохнул Контейнер. — За миллион нас Кувалда точно повесит. — Здоровяк опустил глаза. — А может, еще и отрежет что-нибудь предварительно.

Уйбуй судорожно выдохнул и…

— Привет, шпана!

Дикари подскочили — увлеченные переживаниями, они не заметили приближения Захара.

— Языки проглотили?

— Привет, — хмуро кивнул Контейнер.