Королевский понт

– В девочках, которые умеют, и, главное, любят обращаться со стволами всех калибров, у нас недостатка нет, – с очень серьёзным видом, вдумчиво, катая каждое слово как карамельку на языке, проговорила Арда, потом внезапно обратилась к юноше за стойкой, упорно разгадывающему непобедимый кроссворд:

– Ну как, Мирон, твой ствол заряжен?

Тот повернул к ней смеющееся личико и огрызнулся в шутку:

– Дура! Перестань! Все мысли только в шароварах!

Арда вслед за ним заливисто расхохоталась. Так, как будто они были, и она, и её брат, обыкновенные дети, а не опасные преступники…

Тати заметила странную татуировку на плече у Арды: латинскими печатными буквами, черными чернилами – мужские имена, а рядом – даты. Имен было пять. Тати успела их только сосчитать, но не прочла: Арда повернулась к ней.

"Наверное, те, в кого она была влюблена, или с кем встречалась… Не спрашивать же, в самом деле? Ещё глаз выбьет…"

– Теперь о цене: берем только лысыми, – сказала Арда.

"Лысыми" в криминальной среде называли атлантики: из-за портрета первой Президентки Миранды Фокс на стоатлантиковой купюре: она страдала редким заболеванием, при котором волосы на голове выпадают прядями, и ввиду этой неприятности приняла решение стричься наголо и носить бандану, однако, на монетном дворе решили, что на денежных знаках несерьёзно печатать портрет политического лидера в бандане, и госпожу Фокс изобразили как есть – с головой гладкой, точно бильярдный шар.

– Я положу всю сумму на аккредитив. Вы сможете убедиться в его существовании, посетив офис банка, но снятие средств станет возможным только после завершения операции. Я подготовила все документы.

Тати знала, что любимая забава хармандонского криминала – устраивать "кидалово".

– Жжешь, детка, – пробормотала удивленная Арда.

Промедлив, она добавила:

– Лысыми занимается мой брат. Ему ты все эти песни про банк и споешь. Мы делаем грязную работу.

3

Раньше храмов в королевстве действовало гораздо больше: в обществе широко распространена была традиция отдавать девочек в услужение, "в послушание", как это называлось, но с течением времени, в связи с повышением качества образования и ослаблением влияния религии в стране интерес к Храмам слабел, многие из них закрывались, а оставшиеся подстраивались как могли под обновляющуюся жизнь: они начинали принимать на послушание не только девочек шести-семи лет, а всех желающих девушек и женщин, обновили программы обучения с учетом ушедшего вперед научно-технического прогресса и стали позиционировать себя уже не как "духовные" учреждения, а как частные школы, обучающие боевым искусствам и врачеванию.

Марфа росла в проблемной семье, и передача ее на воспитание в Храм не явилась почтительной уплатой дани древним Богам – то была акция, имевшая целью отдалить ребенка от спивающейся матери и гулящего отца, изобретенная и реализованная её бабушкой.

– В Храме тебе рассказывали о Богах? Ты теперь, наверное, многое знаешь о Них…

Кузьма и Марфа вдвоем сидели на берегу пруда и наблюдали за грациозной парой электронных чёрных лебедей, которых Селия для украшения своего парка заказала за границей. Птицы-роботы реагировали на голос, ныряли, если им кидали что-нибудь, махали крыльями и очень мило плавали рядом, склонив друг к другу головы… Правда, они не отличали зерна от мелких камушков, ловили клювами все подряд, отчего Кузьма часто потешался над ними. Луку же без труда удалось убедить, что лебеди – настоящие…

– В Храме рассказывали, что жить надо так, будто бы ты – лист на дереве. Лист вылупляется из почки, растет, крепнет, живет и под ласковым солнцем, и под ветром, и под дождем, а потом опадает. На его месте вырастает новый лист. Каждый лист имеет уникальный узор прожилок, но все листья схожи между собой… Лист неповторим, но заменяем. Лист, оторванный от дерева, погибает. Сильная буря беспощадно сдувает листья, но всегда остаётся один, последний, что крепче всех держался за свою ветвь. В Храме рассказывают, как, умея ценить жизнь, не бояться смерти.

– И ты совсем не боишься её, Марфа?

– Нет.

– Почему?

– К чему бояться того, чего не избежать. Если после меня будет продолжаться жизнь, я буду рада за неё.

– Ты веришь в переселение душ?

Марфа пожала плечами.

– Нет. Просто кто-то потом будет счастлив на земле за меня. Счастье универсально. Оно одинаково для всех, хотя различны его причины. И пока оно существует, пока не перевелись люди, способные испытывать счастье, я буду жить в каждом счастливом человеке. Так я верю.

– Ты счастлива?

– В данный момент – да.

– Чего же в этом моменте такого особенного?

– Взгляни, – Марфа указала Кузьме наверх, туда, где в кроне сочной блестящей как новый пластик листвы, чуть покачивался на ветру зрелый абрикос, точно капля золота или мёда, – красота вокруг, воздух приятный, и ты говоришь со мной. Все причины для счастья собрались вместе. Ну… Или почти все.