Королевский судья

Иеремия не мог усидеть на месте. Не говоря ни слова, он выскочил из дома и помчался к Блэкфрайарской переправе. Он не сразу нашел лодку, поскольку лодочники, как и другие лондонцы, боялись подпускать незнакомых, которые, вполне возможно, несмотря на отсутствие внешних признаков чумы, были больны. Лодочник, в конце концов согласившийся перевезти Иеремию, в поисках признаков болезни все время бросал на него недоверчивые взгляды. От греха подальше Иеремия подавил приступ кашля, раздиравший ему горло. Решив, что пассажир чумной, лодочник недолго думая мог скинуть его в Темзу. Страх ожесточал людей.

Темза почти опустела. Люди либо опасались выходить из дома, либо уже уехали за город. Только в Уайтхолле царило возбуждение. Королевский двор собирался переезжать в безопасное место. Большинство придворных уже уехали, и у дворца в Большом дворе Иеремия увидел заложенные кареты. Он лавировал между лакеями, перетаскивавшими тяжелый скарб. Иезуит настолько погрузился в свои мысли, что чуть не столкнулся с герцогом Бекингемским, как раз садившимся в карету. Камердинер его светлости прокричал Иеремии вдогонку ругательства, но тот их не услышал.

По запутанным коридорам иезуит спешил к покоям Аморе. К его огорчению, там ее не оказалось. Элен сказала ему, что леди отправилась в часовню королевы в Сент-Джеймсский дворец на богослужение. Иеремии ничего не оставалось, как ждать ее возвращения. Он не мог привести в порядок свои мысли. Они неотступно вертелись вокруг ужасного открытия, которое привело его сюда. Если мать Бреандана действительно была валлийкой родом из того же местечка, что и Джордж Эдвардс, из этого следовало только одно — Бреандан и был тем человеком, которого они так отчаянно искали. Он должен был знать Джеффри Эдвардса и поклялся отомстить за его несправедливую гибель. Значит, он повинен во всех смертях, в покушении на судью Трелонея, в покушении на Алена, в смерти сэра Джона Дина…

Но все существо Иеремии противилось этой кошмарной мысли. Как заведенный, он еще и еще раз перебирал в уме все события и искал какую-нибудь деталь, подробности, которые сняли бы с Бреандана подозрения и выявили абсурдность его страшных умозаключений. Но чем дальше он думал, тем больше находил свидетельств против ирландца.

Вернувшись, Аморе, к своему изумлению, обнаружила в своей спальне патера Блэкшо. Он не слышал, как она вошла, и сидел на стуле, опершись локтями в колени и спрятав лицо в ладонях. Аморе даже показалось, что он плачет. С беспокойством она подошла к нему и опустилась на колени.

— Что с вами, патер? Вы больны?

Он испуганно вздрогнул и посмотрел на нее непонимающими глазами.

— Нет… все в порядке… Миледи, пожалуйста, скажите мне, где Бреандан?

— Бреандан? Я отправила его во Францию. В Париж.

— Вы уверены, что он уехал? Возможно ли, что он только сделал вид, будто покинул страну?

— Но зачем?

— Миледи, это очень важно, вы должны вспомнить, — не отвечая на ее вопрос, продолжал он. — Бреандан когда-нибудь рассказывал вам о своей матери?

— А-а, — помедлила Аморе, — вот вы о чем. Нет, он никогда о ней не рассказывал. Я даже не знаю, как ее зовут. Он всегда очень неохотно говорил о своей семье.

— Подумайте, миледи! Он когда-нибудь упоминал о том, что она валлийка? Или произносил название местечка Макгинллет?

— Нет, не помню. Несколько раз он рассказывал об Ирландии. Но никогда о семье. Я даже не могу сказать, жива ли его мать. У меня только создалось впечатление, что он ее очень любит. Но к чему эти вопросы, патер? Что с Бреанданом?

Иеремия отвернулся и провел рукой по волосам.

— Думаю, я совершил ужасную ошибку…

Аморе с тревогой наблюдала за ним. Она еще никогда не видела его в такой растерянности, но, зная, что настаивать бесполезно, терпеливо ждала объяснений.

— Как вам известно, я пришел к выводу, что убийца хочет отомстить тем, кто несет ответственность за смертный приговор Джеффри Эдвардсу, — начал объяснять Иеремия. — Я полагаю, это друг или родственник Эдвардса. И вот я узнаю — мать Бреандана родом из того же местечка, что и он.

— И вы решили, что Бреандан и есть тот самый мститель! — Аморе была потрясена.

— Вполне логичное заключение.

— Да кто же сказал, будто мать Бреандана валлийка?

— Мистрис Брустер.

— Экономка? — удивилась Аморе. — На каком же основании?

— А почему бы ей не сказать этого, если так и есть? У нее нет оснований лгать.

— Но это абсурд! — запротестовала Аморе, наконец осознав, что священник всерьез размышляет о виновности Бреандана.

— Я тоже сначала так думал, но… — На его скулах заходили желваки. — Многое, что я прежде считал случайностью, предстает совершенно в ином свете. Невозможно отрицать — Бреандан имел возможность совершить все эти преступления. Он мог набросить на судью Трелонея зараженный плащ, когда тот, пьяный, лежал на улице. Сэр Орландо, очнувшись, видел одного его. А мы только со слов Бреандана знаем, что там находился Джек Одноглазый. Может быть, Одноглазый только принес ему плащ.

— Но тогда Бреандан заразился бы сам.