Королевский судья

Католики растворились среди других заключенных, и Иеремия принял исповеди и отслужил мессу. Затем алтарь снова превратился в обычный стол, а серебряный подсвечник, чашу и блюдо для облаток убрали обратно в камин. Раньше святыни прятали потому, что иметь их в Англии было запрещено, но теперь надзиратель за взятку был готов терпеть «папистский» ритуал и их убирали просто от воров.

Положив алтарный камень и распятие в сумку, Иеремия твердым голосом спросил у собравшихся:

— Я ищу человека по имени Макмагон. Кто-нибудь знает, где его найти?

— Мне кажется, я знаю, кого вы имеете в виду, патер, — сказала одна женщина. — Молодой ирландец, которого привели на Вознесение.

— Да, ненормальный ирландец! — вспомнил другой. — Бушевал как сумасшедший, когда надсмотрщики обыскивали его, думая поживиться. Ничего не обнаружив, его передали другим заключенным. Те еще хуже тюремщиков. Вы ведь знаете, патер, что бывает с новичками, которые не могут давать взятки. Они набросились на него, сорвали всю одежду и вломили ему по первое число. Все думали, это его несколько отрезвит, но не тут-то было! Через два дня он набросился на тюремщика и вцепился ему в горло, даром что был в кандалах. Если бы не другие заключенные, тот бы испустил дух. Можете себе представить, что было потом. Надзиратели избили его и бросили в самую темную дыру. Если он еще не подох, вы найдете его там.

Иеремия повел Алена на другую сторону Ньюгейта, где содержались заключенные, которые не могли позволить себе никаких удовольствий. Как правило, в камерах было больше тридцати человек. Несколько арестантов делили между собой одну деревянную лавку, другие спали на половиках или прямо на полу.

Когда Иеремия и Ален проходили мимо кухни палача, им в нос ударил отвратительный, еще более мерзкий запах.

— Здесь Джек Кетч варит головы и члены четвертованных в Пече, прежде чем посадить их на кол на мосту, — объяснил Иеремия. — Иначе вороны будут рвать мясо с костей.

Повсюду бегали худые, облезлые собаки и кошки. А некоторые заключенные содержали даже свиней и кур.

Оставив позади отсек должников, через узкий проход, освещенный одним-единственным факелом, они прошли в нижнюю темницу. Сырой пол был устлан гнилыми половиками из тростника, то и дело блестели глаза крыс, снующих в поисках объедков. На каждом шагу что-то щелкало под ногами. Нагнувшись, чтобы лучше видеть в полумраке, Ален понял: пол буквально кишел вшами и бог знает какими еще насекомыми.

Скоро посетителей окружили изможденные существа, просительно тянувшие к ним заскорузлые руки. Их лохмотья кишели гадами. Многие были больны тюремным тифом — эти ничего не просили, а только обводили застенок бессмысленным взглядом. Иеремия достал из сумки несколько кусков хлеба и разделил их между несчастными, начавшими драться за них как звери. Он знал — этого слишком мало, чтобы спасти их от печальной участи. Большинство не доживут до суда.

Иеремия обратился к тюремщику, на поясе которого висела тяжелая связка ключей.

— Мы ищем человека по имени Макмагон, — сказал он и дал тюремщику шестипенсовую монету.

— Пойдемте, — ответил тот и провел их еще глубже.

Помещение без окон заполнял затхлый воздух. Тростниковые половики, устилавшие пол, уже давно потеряли свой первоначальный вид. Заключенные попадали сюда за особые проступки и не могли рассчитывать на снисхождение.

Тюремщик остановился подле неподвижно лежавшего человека и пнул его ногой. Но несчастный уже ничего не чувствовал. Он был мертв. Тюремщик равнодушно склонился над трупом и принялся снимать с него одежду. Все, что имело хоть какую-то ценность, превращалось в деньги.

— Ирландская свинья там. — Тюремщик кивнул направо. — Можете поговорить с ним, если хотите, но осторожнее. Он бешеный.

Ален быстро отвернулся от ужасного зрелища и подошел с Иеремией к заключенному, безучастно лежавшему на сыром каменном полу. Он был бос, в одних потрепанных бриджах. Его заковали в цепи так, что он практически не мог двигаться. Кроме кандалов на руках и ногах, шею ему сдавил железный ошейник, прикрепленный цепью к кольцу, торчавшему из стены.

— Должно быть, он здорово всех напугал, — заметил Иеремия, присев перед заключенным на корточки. — Ты Макмагон?

Несмотря на тяжелые цепи, молодой человек сел и оглядел посетителя ясным внимательным взглядом. Его волосы, склеившиеся от грязи, крысиными хвостами свисали на плечи. Неопрятная трехнедельная щетина покрывала бледное лицо. Его тело было таким худым, что под кожей вырисовывались кости.

— Мое имя Бреандан Мак-Матуна. Англичане называют меня Макмагон.

— Бреандан Мак-Матуна. Я правильно выговорил?

— Да. Способный ученик. Что вам от меня надо?

— Помочь тебе, сын мой, — сказал Иеремия, пытаясь несколько смягчить его.

Бреандан Мак-Матуна презрительно отвернулся:

— Зачем вам мне помогать?

— Затем, что я священник и твое спасение — мое дело.

Молодой ирландец невесело усмехнулся:

— Так вы тот самый поп, о котором столько рассказывают Вы, говорят, творите чудеса.