К руинам алтаря старейшин мы пришли вчетвером: Отави, Квотерволз, Джанела и я. Двум мужчинам я предложил оставить здесь свою поклажу, а самим спуститься вниз и не подсматривать. Церемония требовала, чтобы при ней не присутствовали непосвященные.
Джанела достала из своей сумки шесть маленьких горшочков с краской и кисть и принялась выводить на алтаре буквы неведомого мне языка.
Я же стоял в ожидании. Наверное, здесь, на вершине горы, было холодно. Если и так, я не помню, чтобы что-то чувствовал.
Возле алтаря было безлюдно. Жители Вакаана не очень жаловали это место, напоминающее им о людях, давно исчезнувших и обладавших могуществом более высоким, чем они.
Мне показалось, что я вижу какое-то пятно на алтаре, может быть, след от сгоревшего тела Яноша. Но мне это лишь казалось. Дожди все давно смыли.
Джанела раскрыла два принесенных нашими спутниками мешка и достала оттуда пригоршню палочек, разместив их на алтаре в определенном порядке. Эти деревянные щепки мы привезли из Ориссы. Некоторые из них я отколол от деревянного ящика, в который были упакованы сокровища, присланные из Костромы, родины Яноша Серого Плаща. Другие щепки я лично отколол от двери, висевшей на петлях комнаты в казарме гвардии Магистрата, где служил Янош. Эту дверь я выкупил. Часть щепок отодрали от кресла моего отца — Янош любил сидеть в нем, выпивая. Последние щепки были от причальной тумбы возле дворца в Ирайе, в котором проживал Янош. Джанела полила щепки маслом, и мы стали ждать. Первые лучи солнца вырвались из-за горизонта, и в этот момент Джанела произнесла три непонятных слова; алтарь охватило пламенем, таким могучим, словно мы развели костер в канун Праздника середины лета.
Дым от костра подхватило ветром и понесло от горы на восток.
Но тут же султан дыма заметался, рванулся против ветра и окутал алтарь, словно обнимая нас с Джанелой.
Но пахло не обычным дымом, то ли в силу старости дерева, то ли из-за того, что щепки облили маслом. Пахло солью моря, слегка смолою канатов, примешивались и совершенно неожиданные запахи — мирры, цветущего апельсинового дерева, меда, аира, можжевельника.
Уставившись прямо в восходящее солнце, я не ощутил ослепления, а видел что-то еще.
Некогда с вершины этой горы узрел я видение, видение высокого горного кряжа, кряжа, по форме напоминающего огромный сжатый кулак, покрытый снегом. Он очень походил на тот кряж, который миновали мы с Яношем, полагая, что это и есть Кулак Богов. И вот я узрел это видение в тот день, когда кремировал тело Яноша, и это видение преследовало меня всю жизнь, пока не явилась Джанела и не сказала, что мы ошибались. И теперь я был совершенно уверен в ее правоте. Взор мой устремился поверх Ирайи, поверх тех земель, по которым, извиваясь, текла к Восточному морю река. И я увидел океан, до которого не добирался еще ни один человек, а за ним — землю. Предстало передо мною устье реки, намного превосходящей размерами ту, что текла в Вакаане. Дальше, за устьем реки, вид смазывался, я же продолжал вглядываться, как птица, летящая с невероятной скоростью. И дальше располагалась земля, но я не мог ее рассмотреть. Я остановил взгляд на горном кряже, сжавшемся в огромный кулак. Гигантский… или Божий.
Теперь я уверовал. Уверовал до дна души.
— Посмотри, — прошептала Джанела, и я вынужден был посмотреть на нее. Она держала в руке серебряную фигурку танцовщицы, и вновь та обрела плоть, и вновь танцевала в присутствии прекрасных мужчин, женщин и демонов. На своих тронах так же восседали король и королева, и так же похотливо наблюдал за танцовщицей демон с волчьей мордой. Но мои глаза устремились к открывающемуся за окном дворца саду и расположенному дальше городу.
Далеко на горизонте, в рамке из оконного переплета, виднелись пики гор, несомненно, обратная сторона того кряжа, который предстал передо мною в видении.
Я моргнул. И все исчезло в слезах, наполнивших мои глаза под действием солнечных лучей.
Ни я, ни Джанела ничего не сказали.
Слова были не нужны.
Пора было отправляться на поиски Королевств Ночи.
Теперь у нас все имелось в наличии для немедленного отправления: уверенность в правоте Джанелы, необходимые припасы и разрешение короля Гейята, пусть и полученное в столь непростой обстановке. Теперь я ломал голову над тем, как исчезнуть, чтобы при этом весть о нашем отплытии не дошла бы немедленно до ушей Модина из уст Лиенора и прочих слуг-шпионов. И я решил все же явиться ко двору с формальным словом прощания, но буквально накануне отплытия, чтобы успеть предупредить замыслы министра Модина против нас.
Я объявил план, в который входил осмотр готовности путешественников и кораблей к плаванию. При этом, как только все корабли были бы загружены, мы бы сразу же отплыли. Но дабы придать всему мероприятию характер обычного осмотра, я во всеуслышание предупредил, что за обнаружение неполадок и неисправностей каждый виновный будет наказан двухнедельными работами по кухне, месяцем ночных караулов, запрещением целую неделю покидать дворец — в общем, старался указать на то, что мы еще долго пробудем в Ирайе.