Королевство Гаргалот

– А что я ему скажу? – поинтересовался я. – Этому главному?

Он изумился:

– Скажешь? Что-то новое. Я думал, сразу в лоб!.. Стареешь, умничать начинаешь.

Гвардейцы у ворот королевского сада распахнули обе створки, а офицер отдал честь. Я помахал рукою, а Фицрою буркнул:

– Начинаю. Что-то меня метаморфозит. Чем становлюсь сильнее, в смысле – старше, тем больше трушу. Все думаю, а вдруг не так, а вдруг неправомерное применение силы.

– Чего-чего? – переспросил он в диком недоумении. – Это чего такое?.. Как может быть сила неправомерной в наших благородных руках? Другое дело, если у противника, а то и вовсе у врага… Мы же всегда правы, не знал?

– Если бы не знал, – согласился я, – то не спал бы так крепко. Пока что совесть не мучает. Так, иногда попискивает…

– Придуши, – посоветовал он. – Ишь, распопискивалась!.. Нечего попискивать в серьезных делах.

– В серьезных, – согласился я, – не до совести.

– Я же вижу, – сказал он, – ты нацеливаешься на что-то серьезное, тут не до попискивания.

Я взглянул исподлобья.

– Что, заметно?

Он ухмыльнулся.

– Еще бы. Можно подумать, ты потерял дар Улучшателя, но мне со стороны виднее. Ты ничего не теряешь, а только гребешь к себе, как всякий зверь. За это время у тебя аппетиты выросли, уже не до прялок…

– Только бы другие не заметили, – пробормотал я. – Прибьют!.. Надо осторожненько. У нас же ничего нет, кроме силы.

Он вытаращил глаза.

– Так чего тебе еще?

– Не прикидывайся, – посоветовал я. – Ты не настолько прост, как рисуешь себя для нас, таких наивных и доверчивых, что даже бить их рука не поднимается.

Понсоменер и Рундельштотт впереди проехали под аркой городских ворот, дальше распахивается такой чистый и ясный простор, словно там вообще не ступала нога человека.

Здесь не гвардейцы, стражники попроще, но и они, похоже, слышали о моей грозной славе, выпрямились и проводили меня блистающими глазами.

Ехали, время от времени переходя на рысь, в прежнем порядке: Понсоменер впереди, я следом, дальше Рундельштотт, а за ним, то догоняя, то отставая, Фицрой, но быстро устал нести караульную службу, я услышал настигающий стук копыт, рядом оказался такой же разукрашенный конь, как и сам Фицрой, кто-то из них спросил:

– Не люблю тащиться по уже знакомой дороге.

– Что делать…

– Что делать, – сказал он сварливо, – где-то да существуют монги?.. Я бы рискнул! Лежал бы и пил вино, а через сутки – ура, внизу Дронтария!

Рундельштотт услышал, придержал коня.

– Монги часто горят, – сказал он сердито. – Там благородной магией и не пахнет! Какой-то Улучшатель придумал в древние времена, но так с тех не появился Второй, чтобы довел до ума. Треть тех, кто пытается улететь, гибнет.

Я вздохнул.

– Нас это не устраивает. Но, обещаю, займемся этим. И будем передвигаться быстрее, чем те неуклюжие чудовища.

Они посмотрели на меня с таким уважительным ужасом, что я поспешно пустил коня к Понсоменеру, тот ничему не изумляется, даже не удивляется, надо будет как-нибудь поговорить с ним о межпланетных путешествиях и яблонях на Марсе.

Город скрылся за очередным поворотом дороги, теперь лес спереди, сзади и по бокам, мир юн, чист и невозделан.

Фицрой повертел головой по сторонам, оглянулся на Понсоменера.

– Тоже чуешь?

– Еще далеко, – ответил Понсоменер. – И не готовы.

Я потребовал сердито:

– Вы, умники, о чем разговариваете?

– О вовколаках, – сообщил Фицрой небрежно. – Пока их двое или трое. А чтобы напасть, им нужна стая.

Я вздохнул с облегчением.

– Значит, не нападут?

– Нападут, – заверил Фицрой. – Когда соберут стаю.

– А когда…

– Да уже почти собрали, – заверил он успокаивающе. – Или еще чуть…

Понсоменер покачал головой.

– Собрали. Сейчас нюхают наши следы и прикидывают, бежать следом или обогнать и напасть спереди и с боков.

– И что решили?

Он не понял юмора, ответил очень серьезно:

– Побегут следом, а также обгонят, а еще нападут и с боков.

– Скажи проще, – посоветовал Фицрой, – окружат. И сожрут.

– Вот уж чего не люблю, – сказал я, – так это воевать с животными. Я из королевства, где животные всегда правы, а люди всегда виноваты. Перед животными и женщинами виноваты как-то совсем уж изначально.

Рундельштотт пробормотал:

– Наверное, потому, что сильнее и умнее?

– Именно, – сказал я недовольно. – Какое же равноправие, когда от нас требуют больше?

– Равноправие? – переспросил Рундельштотт с интересом. – А что это?

Я запнулся, с трудом выявил:

– Очень хорошая штука в теории, но ужасная по ударной мощи воздействия. Способна стереть с лица земли целые королевства, а их земли отдать тем, кто не купился на демократию. Отогнать этих тварей как-то можно?

– Женщин? – спросил Фицрой. – Я им лучше сдамся!

– Не видел ты настоящих раскрепощенных женщин, – буркнул я. – А отпугнуть их чем-то не? Репеллентом или пугалкой? Запахом хищника, которого боятся?

Фицрой хохотнул.

– Этого хищника надо добыть, содрать шкуру, чтобы еще свежей была и сохраняла запах… Но мне кажется, любой вовколак сдерет с тебя шкуру раньше. Если, конечно, ты выйдешь с ним на честный бой.