Помнится, после моих слов о том, что я задыхаюсь от его опеки, Тамлин разгромил собственный кабинет. А теперь, после моего письма… Я всерьез боялась вспышек его гнева. Мне хотелось спрятаться куда угодно. Но ведь я же не придумала свою любовь к Тамлину. Я любила его – глубоко, крепко, но…
– Это Риз тебе сказал? – спросила я.
Кассиану хватило мудрости придать несколько встревоженное выражение своему лицу, едва он взглянул на мое.
– Он сообщил Азриелю, поскольку тот следит за Двором весны и должен знать. Аз рассказал мне.
– Наверное, это было вчера, когда вы выпивали и танцевали.
Я залпом допила воду и пошла на площадку.
– Подожди. – Кассиан схватил меня за руку. Сегодня в его светло-карих глазах проступал зеленый оттенок. – Прости. Я не хотел тебя задевать. Аз рассказал мне только потому, что я должен знать, где и в каком направлении расположить свои силы и чего ожидать от сопредельных дворов. Никто из нас… мы не воспринимаем твое письмо как шутку. Ты сделала трудный шаг. Невероятно тяжелый. Мне просто сдуру показалось, что у тебя есть потребность поделиться этим. Еще раз – прости.
Он разжал руку.
Сбивчивые слова, искренность в его глазах…
– Ладно, забыли, – сказала я, вставая на прежнее место.
Хотя все это время Риз и вел поединок с Азриелем, я могла бы поклясться, что он следил за мной. Следил с той самой минуты, как Кассиан спросил о письме.
Кассиан нацепил перчатки с мягкой подкладкой и поднял руки. По ним мне предстояло молотить.
– Выдай ударов тридцать. Потом сорок. Потом пятьдесят.
Я покосилась на его перчатки и натянула свои.
– Но ты так и не ответила на мой вопрос, – сказал Кассиан и робко улыбнулся.
Сомневаюсь, что его соратники и воины иллирианской армии когда-нибудь видели такую улыбку.
Мы с Тамлином любили друг друга. Действительно любили. И счастье у нас было, и бурная страсть, и покой… Все это когда-то было. Когда-то.
Я встала в позицию, называемую «пять часов». Левая нога, изображавшая часовую стрелку, замерла вверху «циферблата», а правая – на «пятерке». Затем я подняла руки.
Возможно, забота и участие Тамлина были иллюзией, которую я приняла за реальность. Покрывалом, за которым он прятал истинный характер. Его потребность меня оберегать странным образом сливалась с потребностью управлять мною. Оба стремления возымели над ним такую власть, что он попросту запер меня. Как узницу.
– Я сделала то, что посчитала нужным, – сказала я.
И нанесла удар левой. Быстрый, гладкий, словно скользила по шелку, словно мое бессмертное тело наконец-то поняло, чего от него хотят.
Мой кулак ударился в перчатку Кассиана и качнулся назад, будто голова атакующей змеи. Я тут же ударила правой, двинула правым плечом и перешагнула правой ногой.
– Один, – стал считать Кассиан.
Я ударила снова: левой, затем правой.
– Два. Прекрасные удары. Давно бы так.
Еще. Еще. И еще.
Мы оба знали: «прекрасные удары» – откровенное вранье.
Ради той любви я пошла на все. Разорвала себя на куски. Убила невинных. Подверглась унижениям. А он в это время сидел на троне рядом с Амарантой. Он ничего не смог сделать, и даже не пытался. Он не рисковал, боясь, что его схватят. Только в последний вечер, накануне последнего испытания, он решился… нет, не освободить меня. Совокупиться со мной…
Удар. Удар. Удар. Левой-правой, левой-правой, левой-правой…
И когда Амаранта сокрушила меня, когда сломала мне кости и заставила мою кровь кипеть в жилах, он умолял ее, стоя на коленях. Он не попытался ее убить, не пополз ко мне. Да, потом он сражался за меня, но я за него сражалась дольше и тяжелее.
Я продолжала лупить по перчаткам Кассиана. Каждый удар был вопросом и ответом.
Когда к Тамлину вернулась былая сила, ему хватило наглости запихнуть меня в клетку. Ему хватило наглости заявить, что я уже сыграла свою роль и теперь, ради его спокойствия, должна сидеть взаперти. Поначалу Тамлин дал мне все, чтобы я стала сама собой, почувствовала себя в безопасности. Но когда он получил желаемое – магическую силу земли, – он прекратил считаться со мной. В чем-то он остался прежним Тамлином – добрым и щедрым. Просто он показал мне другие стороны своей личности, о которых я даже не подозревала.
Я стиснула зубы. Я не замечала слез, капавших на воспалившуюся душевную рану. Меня не волновало, что Кассиан, Риз и Азриель увидят меня в таком состоянии.
Звон мечей умолк.
Когда мои кулаки соприкоснулись с кожей его пальцев, я сообразила, что пробила его перчатки. Нет, я их прожгла…
Я остановилась.
От моих перчаток остались лоскуты обгорелых тряпок, густо покрытые сажей. Кассиан по-прежнему держал передо мной поднятые руки, готовый принять новые удары, если у меня возникнет такая потребность.
– Я выдержу, – тихо и даже с нежностью сказал он.
Я была телесно и душевно измотана. Наверное, только потому я выдохнула:
– Я их убила.
Этих слов я не произносила вслух с того самого дня.
– Я знаю, – сказал Кассиан и поджал губы.
Ни осуждения. Ни похвалы. Только суровое понимание.
Я опустила руки, содрогнулась всем телом и сказала, захлебываясь подступившими слезами:
– На их месте должна была быть я.
Вот так.