Королевство плоти и огня

Я посмотрела на кровать, и сердце ухнуло куда-то вниз, словно я стою на краю Вала. Я практически видела нас, то, как мы сплелись руками и ногами, слились телами. Я дотронулась до отметины на шее, и по мне прокатилась ноющая волна. Поежилась и поискала хотя бы намек на отвращение или страх, но ничего не нашла.

Он меня укусил.

Это было больно, но только поначалу, всего на пару секунд. А потом… потом меня словно затопило жидким жаром. Никогда в жизни я не испытывала столь сильных ощущений и даже не знала, что такое возможно. Но не эффект укуса привел к тому, чем мы занимались в лесу под падающим снегом. Наши тела слились из-за моего влечения к нему. Потому что мои чувства к нему пересилили правду о том, кто он. Вот что побуждает понять, как он дошел до этого момента своей жизни и почему он теперь так поступает. Вот что подпитывает желание забыть все, кроме наслаждения, которое охватывало меня в его объятиях, когда его губы скользили по моей коже. Все, кроме мира и дружеского расположения, которые я испытывала, когда мы просто разговаривали.

Но я с ним не в безопасности.

Даже если Кастил никогда не поднимет на меня руку, я не могу забыть, кто он. Какие беды он причинил. Пусть Виктер погиб не от его меча, но его поразили зазубренные клинки сторонников Кастила. А что насчет Лорен и Дафины – двух леди-в-ожидании, которых убили во время нападения на Ритуал? Они с восторгом ждали Вознесения, но я сомневаюсь, что они знали правду. Они не заслужили такой смерти от рук Последователей, которые наверняка даже не знали, как их зовут. Опять же, они умерли не от руки Кастила, но от рук тех, кто действовал от его имени. Как я могу когда-нибудь простить ему что-то из этого?

И каждый раз, когда я думала о нем, меня уязвляло то, что он знал, как сильно я жажду свободы. Возможности хоть что-нибудь выбирать самой. От самых простых вещей – ходить куда хочу без вуали или говорить с кем хочется, до таких важных, как выбор того, с кем поделиться своим телом. Он знал, как много это значит для меня, и пытался отобрать эту свободу. Сердце сжалось так болезненно, словно мне в грудь вонзили кинжал.

Что он может чувствовать ко мне? Чувствует ли он хоть что-то?

Сердце ныло так, будто горевало по умершему. В каком-то смысле так и есть. Я оплакиваю потерю Хоука, и неважно, что он по-прежнему жив и здоров. Хоук, которому я научилась доверять, человек, с которым я делилась своими секретами, умер. На его месте возник принц Кастил Да’Нир, но меня по-прежнему к нему влечет. Я испытываю то же желание, потребность и…

Вот почему он самый опасный человек в любом королевстве. Потому что я нисколько не сомневаюсь в том, что он использует меня, чтобы освободить брата. Вернет меня тем самым Вознесшимся, которые пять десятилетий держали его в плену, а теперь держат его брата.

Грудь сдавило, и я опять принялась расхаживать, а мои мысли перенеслись к королеве Илеане. Моя мама и королева были близки. Настолько, что когда мама предпочла моего отца Вознесению, королева позволила. Это было неслыханно. Еще необычнее было то, как королева заботилась обо мне после нападения Жаждущих, словно я была ее родной дочерью. Она меняла бинты, сидела со мной, когда меня мучили кошмары, обнимала меня, когда я просилась к маме с папой. Она первая учила меня не стыдиться шрамов, при виде которых другие ахали и шептались, прикрывая рты затянутыми в перчатки руками. За те годы, до того, как меня отправили в Масадонию, королева стала мне больше, чем опекуншей.

И, если верить Кастилу, это она заклеймила его королевским гербом.

Я с легкостью вспоминала, как, держась за руки, мы гуляли с ней по Королевскому саду под звездным небом. Ее терпение и доброта казались безграничными, но та же рука, что держала мою, резала кожу Кастила. Если его слова – правда, то этот же мягкий голос, что рассказывал мне о том, как моя мама в детстве гуляла по этим же дорожкам… этот голос пичкает беззастенчивой ложью целое королевство. Если Кастил говорил правду, она использует страх людей перед существами, которых она же и создала вместе с другими Вознесшимися, чтобы контролировать всех смертных до единого.

И, если все это правда, значит, королева все это время знала, что я наполовину атлантианка?

Боги, до чего же трудно об этом думать. Но что же Йен? Как он мог вознестись? Кастил сказал, что Йен выходит только по ночам и что он Вознесшийся. Может, на самом деле все обстоит так, как кто-то предположил за ужином? Что Йен мой брат только наполовину? Не верится, что у кого-то из моих родителей мог быть ребенок на стороне. Они любили друг друга так, как только могут мечтать добрые люди.

Или я чересчур наивна. Потому что если Йен не их ребенок, то где же его взяли? Подобрали где-нибудь на обочине?

Кастил, скорее всего, счел бы меня дурой.

Но меня не волнует, что он думает. Неважно, что знала королева и приходится ли мне Йен родным братом или сводным.

Я перевела взгляд на дверь.

Мне нужно сбежать.