Королевство слепых

Почувствовала под собой заскорузлую корку ковра. Застоялый запах табака, дерьма, пота и мочи. И тепло.

Ее голова упала на руки. Амелия заплакала. Ее жизнь была в руинах, а книги в огне.

А потом, когда боль стала невыносима, она встала и пошла на холод. В поисках наркотика, нового и сильного, чтобы он унес ее отсюда далеко-далеко. Навсегда.

Рейн-Мари нашла Армана в кресле у огня. Он сидел, клевал носом.

Увидев ее, он поднялся и сказал про Бенедикта.

– Мне нужно оставаться здесь.

– Oui, – сказала она, потом поправила подушку и одеяла на соседнем кресле, села рядом. Взяла его за руку и стала тихонько говорить про Оноре. Про внуков в Париже. Про Грейси и Анри.

И наконец он мирно и крепко уснул.

Глава девятнадцатая

Солнце проникало в бистро через окна с переплетом; его лучи лежали на полу из широких досок, на удобных стульях, сосновых столах. На посетителях.

Но в дальний угол, к большому камину, где с Люсьеном сидели Мирна, Бенедикт и Арман, лучи не дотягивались.

Гамаш позвонил нотариусу, попросил его приехать и привезти с собой документы.

Мерсье слушал, его лицо становилось все более ватным по мере того, как Мирна и Бенедикт рассказывали ему о событиях предыдущего дня.

– Тот дом, в котором я был? – спросил он, когда они закончили. – Рухнул?

– Да, мы чувствуем себя гораздо лучше, – сказала Мирна, отвечая на незаданный вопрос. – Несколько синяков, но ванна вчера вечером помогла. Спасибо.

Люсьен недоуменно посмотрел на нее.

Они сидели в «ушастых» креслах, на столе перед ними стоял завтрак и кофе с молоком. Рядом, пожирая большие кленовые поленья, бушевал огонь в камине.

– Когда дом обрушился, в нем обнаружили тело, – сказал Арман. – Тело Энтони Баумгартнера.

Глаза нотариуса широко раскрылись.

– Месье Баумгартнера? Он мертв?

– Oui.

– Но мы все только перед этим его видели.

– Вероятно, он поехал в дом после нашего отъезда, – сказала Мирна.

– Но зачем? – спросил Люсьен.

– Мы не знаем.

Гамаш решил не говорить им пока, что Бовуар расследует эту смерть как убийство. Чем дольше это удастся скрывать, чем меньше народа будет знать, тем меньше будут замыкаться в себе все эти люди.

И в любом случае вскоре все всё узнают.

– Месье Баумгартнер после нашего отъезда не говорил вам, что собирается съездить туда?

Люсьен отрицательно покачал головой:

– Нет, ничего не говорил. Мы просто поболтали ни о чем, пока я складывал бумаги. Я уехал вскоре после вас, но все выглядело вполне нормально.

И Мирна, и Арман знали, что Люсьен, вероятно, не лучший судья в том, что касается нормы в человеческих отношениях. Но даже он заметил бы, если бы там началась ссора.

– Вы не знаете, почему мать решила назначить им душеприказчиков? – спросил Гамаш.

– Понятия не имею, – ответил Люсьен. – И мы даже не знаем, были ли по прежнему завещанию наделены правом продажи имущества. Они считали, что были вправе, но кто может знать?

– Ваш отец мог знать, – сказала Мирна. – И где-то должно храниться прежнее завещание.

– Если оно где-то и есть, то я про него ничего не знаю.

– Вы привезли его бумаги? – спросил Арман.

Позвонив нотариусу, Гамаш попросил его просмотреть отцовский архив и привезти все, что он найдет по Баумгартнерам. И теперь Люсьен положил на стол аккуратную стопку бумаг.

– Ваш отец не был нотариусом Энтони Баумгартнера, верно? – спросил Гамаш, надевая очки для чтения.

– Нет. Только матери.

– Вы читали, что здесь? – спросил Гамаш, показывая на стопку.

Он моргнул несколько раз, чуть прищурился, стараясь прогнать муть из все еще раздраженных глаз.

Когда Арман проснулся утром, то обнаружил, что, хотя его тело затекло и побаливало после вчерашних событий в обрушающемся доме, глаза его явно пошли на поправку. И все же буквы перед ним отказывались складываться в четкие слова и читал он с трудом.

– Нет, – сказал Люсьен. – Мне это не требовалось. Я нашел то, что мы ищем.

– Старое завещание? – спросила Мирна.

– Очень старое завещание, – сказал Люсьен. – Но не завещание мадам Баумгартнер. Это я нашел, когда проводил собственный поиск. Я, кажется, знаю, почему Берта Баумгартнер называла себя баронессой.

Мирна повернулась на стуле лицом к нему. Арман снял очки. И Бенедикт, откусив немалую часть поджаренной на тостере булочки, подался вперед.

Люсьен сделал паузу, наслаждаясь моментом.

– Да бога ради, говорите уже! – рявкнула Мирна.

Момент, кажется, прошел.

– Отлично. После нашей встречи с семейством вчера и оглашения необычайных условий завещания я решил попробовать кое-что. Стал искать завещания на имя Киндерот. Какое-то время у меня ушло, но все же я нашел вот это.

Он взял верхнюю бумагу со стопки и передал Мирне.

Это была копия старого документа, написанного от руки, с официальными печатями.

– Это по-немецки, – сказала Мирна.

– Да, я немного знаю немецкий, – сказал Люсьен. – Похоже, это документ, оспаривающий завещание некоего Шломо Киндерота. Барона Киндерота.

Зрачки у Мирны расширились, она многозначительно посмотрела на Армана, протянула бумагу ему.

Гамаш вернул очки на нос, принялся разглядывать бумагу, пытаясь прогнать муть из глаз, потом протянул документ Бенедикту.