– Забыл спросить: когда вы празднуете День летнего солнцестояния, Таркин устраивает официальный прием или встреча проходит в непринужденной обстановке?
Наследный принц Адриаты понял намек и начал с излишними подробностями описывать торжества при Дворе лета. Я решила, что потом обязательно его поблагодарю.
Элайна подошла к Несте и протянула ей тяжелую, красиво упакованную коробку.
Словно вспомнив, что еще не все подарки розданы, Мор протянула Азриелю пакет. Я стояла в дверях, наблюдая за ними и за Нестой.
Азриель невозмутимо открыл подарок Мор: несколько вышитых ярко-голубых полотенец с его инициалами на каждом. Мне стоило усилий не рассмеяться. Аз благодарно улыбался. Его щеки слегка порозовели. Светло-карие глаза смотрели на Мор. В них было столько многовековой страсти, столько тоски, что я отвернулась.
Однако Мор отмахнулась и прошла к Кассиану, чтобы вручить подарок и ему. Но Кассиану было не до подарка. Он пристально следил за Нестой. Та развернула коричневую бумагу и увидела пять книг, уложенных в кожаный футляр. Неста прочла названия книг и взглянула на Элайну.
– Я недавно забрела в книжный магазин. В тот, что возле театра. Помнишь? Сказала, что мне нужны книги для подарка. Продавщица посоветовала эти. Ей самой очень нравятся книги этого писателя.
Я подошла ближе и разглядела одно название. Скорее всего, романы.
Неста вытащила книгу, перелистала страницы:
– Спасибо.
Ее голос напоминал скрип мелких камешков под ногами.
Кассиан наконец вспомнил о подарке Мор и небрежно разорвал затейливую упаковку. И рассмеялся.
– Об этом я всегда мечтал, – сказал он, зажимая в руке шелковое мужское нижнее белье красного цвета.
И ткань, и оттенок – такие же, как и у его подарка Морригане.
Неста с подчеркнутым вниманием листала новые книги. Я решила проверить, все ли приготовленные мной подарки перекочевали в эркер.
Амрене я разыскала редкостную вещь: хранилище для ее картин-головоломок. Уж не знаю, кто позаботился о таких, как она. Хранилище представляло собой папку с надежно закрывающимися карманами. Теперь, отправляясь с визитом в солнечные и теплые края, Амрена могла брать с собой любимые головоломки. Вторым подарком была серебряная брошь в виде крылышек, украшенная мелкими рубинами. Забегая вперед, скажу, что за первый подарок я заработала круглые глаза и одобрительную улыбку, а за второй – редкий для Амрены поцелуй в щечку.
Элайне я выбрала теплую голубую жилетку для садовых работ ранней весной и поздней осенью.
Что же касается подарков Кассиану, Азриелю и Мор…
Кряхтя, я вытащила из-под коробок и пакетов три завернутые в тонкую ткань картины. Затем ждала, переминаясь с ноги на ногу, пока все трое развернут картины.
Они смотрели и улыбались.
Картины. Других идей для подарков этой троице у меня не было. На картинах я собрала эпизоды жизни каждого. О содержании картин все трое дружно молчали, но каждый поблагодарил меня, поцеловав в щеку.
Четвертая картина предназначалась Ризу. Ее вручить я не успела, ибо пришлось открывать подарки, сваленные передо мной.
Амрена подарила мне старинный манускрипт с изумительными цветными рисунками. Азриель раздобыл на континенте краски редких и очень живых оттенков. От Кассиана я получила ножны для меча. Теперь оружие можно было носить на спине, как делали настоящие иллирианские воины. Элайна подарила несколько изящных щеток для волос с моими инициалами и гербом Двора ночи на ручках. Мор, зная, что у меня частенько мерзнут ноги, подарила чудесные ярко-розовые шлепанцы на меховой подкладке.
И ничего от Несты, но меня это ничуть не огорчало.
Пока все разглядывали подарки, я достала картину, написанную для Риза. Он стоял в эркере, смотрел в заснеженную темноту и улыбался. В прошлом году он праздновал свой первый День зимнего солнцестояния после заточения у Амаранты. В нынешнем – второй. Я не хотела знать, как он все это вынес и что происходило в каждый из сорока девяти загубленных праздничных дней.
Риз разворачивал мой подарок с особой тщательностью, держа картину так, чтобы другие ее не видели. Я следила за его взглядом, скользившим по полотну. Потом у него дрогнул кадык.
– Надеюсь, ты не изобразила какую-нибудь домашнюю зверюшку, – сказал Кассиан, вставая у меня за спиной и вытягивая шею.
– Не подглядывай, – шикнула я, отпихнув его.
Лицо Риза стало серьезным. Звезды в глазах ярко вспыхнули.
– Спасибо.
Все вокруг заговорили чуть громче, делая вид, что поглощены беседой. Нам не хотели мешать.
– Не представляю, куда ты повесишь эту картину, но мне захотелось ее написать. Для тебя, – сказала я.
Картина не предназначалась для чужих глаз. Это была моя изнанка, перенесенная на холст. То, что когда-то показал мне Урбос: существо, обитающее внутри меня; полное ненависти, сожаления, любви и самопожертвования. Существо, бывающее жестоким и смелым, печальным и радостным.
Я дарила Ризу себя. Такую, какой меня, кроме него, никто не видел и никто не понял бы. Только он.
– Как прекрасно, – хриплым, срывающимся голосом произнес он.