Королевство Тени и Света (ЛП)

— Северина пыталась отравить меня! Если бы я выпила это, пока мы всё ещё были в её замке… я заживо сдеру шкуру с этой сучки! — рычит она с испепеляющей яростью.

Бэрронс успевает подхватить тело моего отца ещё до того, как я замечаю, что он сдвинулся с места.

Я хватаю его за руку, и мы просеиваемся.

Глава 37

Меня сбивают с ног^[48]

Мак

Мы поместили моего отца в ту же комнату в Честере, где они с моей матерью останавливались во время той опасной главы в моей жизни, когда материальная Синсар Дабх преследовала меня, пытаясь выкосить всех, кого я любила.

Теперь это вновь делают фейри. Натиск носит личный характер и никогда не заканчивается.

На втором этаже Честера, в сотах коридоров из стекла и хрома, которые щеголяют отражающими поверхностями и создают эффект зеркального коридора, в номере с прозрачными стенами, настроенными на непрозрачность, мы аккуратно кладём моего отца в постель. Я не могу погладить его по волосам. Я вообще не могу к нему прикоснуться. Он выглядит так же, как в замке Зимы — бескровный, бледный и холодный. Заклинание, которое сплёл вокруг него Бэрронс, создаёт между моей ладонью и его телом невидимый барьер, который висит в нескольких дюймах над его кожей. Единственное различие — это то, что кость руки уже не торчит сквозь кожу. Что бы ни сделал Бэрронс, это постепенно залечивает его физические травмы.

Я благодарна за защиту. И я её ненавижу.

Прежде чем вернуться в Честер, мы заглянули в королевство Зимы посреди разгорячённого спора. «Доброта и жестокость, — возразила я. — Это моя доброта, — сказала я Бэрронсу. — Кроме того, я не могу позволить им страдать. Я не такая».

Я едва не осушила себя, восстанавливая двор Иксай, и приберегла достаточно силы для безопасного возвращения обратно в Честер и ещё немного. Я оставила её подданных в подвешенном состоянии, замерших и застывших в сражении. Я изменила каждое существо в лабиринте, освободила их от той адской пытки, в которой заморозила их Иксай, затем оставила их в замершем состоянии, прежде чем они закончили благодарить меня и осознали, что я не совсем их освобождаю.

Однажды я вернусь и заберу множество людей, затем выпущу множество пленников из её застывшей реки.

А сейчас я устало плюхаюсь в кресло рядом с кроватью моего отца и смотрю на Бэрронса.

— Какой смысл пытаться дать мне каплю Эликсира?

— Ах, ты сообразила. С фейри всегда ведётся игра в игре. Северина, должно быть, убедила Иксай и Азара, что она нашла эликсир, и осталась всего одна капелька. Возможно, она думала, что они будут воевать меж собой за неё. Вместо того чтобы выпить её самим, из-за чего один из них проживёт дольше, но в итоге всё равно умрёт в безумии и одиночестве, они неосознанно извратили её план и решили подлить эту каплю тебе в надежде выжечь твою душу и эмоции, превратить тебя в ту королеву, которую они желают, чтобы ты каким-то образом добыла им полную фляжку Эликсира и восстановила их всех.

Я бормочу:

— Это могло бы сработать. Если бы это был настоящий Эликсир.

— Ты не собиралась это пить. Я это видел.

— У меня было… предвестие… пока я находилась в уединении. Такое чувство, будто я видела, как разворачивались эти события, и какое ужасное будущее последовало за этим.

— Какое будущее ты видела? — тихо спрашивает он.

— Я разрушила человечество и заточила Девятку в чистилище ада. За исключением тебя. Ты был королём Невидимых. Ты презирал меня, но всё же предлагал как-то вернуть меня назад. Ты хотел восстановить меня.

Он умолкает на мгновение, затем говорит.

— Ты же это не выпила. И это был не Эликсир. Значит, настоящий Эликсир всё ещё где-то там.

— Всё равно не вариант для моего отца, — я перевожу взгляд на Джека Лейна, про себя думая, что мне реально надо убраться в его комнате. Папа привык к дотошной чистоплотности моей матери, которая делает уборку, смахивает пыль и подметает полы всякий раз, когда на неё накатывают эмоции — то есть, практически постоянно. Даже со столбиков кровати свисают паутинки. Когда я отрешённо смахиваю одну из них, она жадно цепляется за мои пальцы и прилипает, клейкая и отвратительно влажная. Я смазываю её на подлокотник кресла и говорю: — Когда я найду его, я предложу его отцу. Но я его знаю, Бэрронс. Он не выпьет его. И если он будет раздумывать, я сама его отговорю, — я погружаюсь в молчание, затем горько говорю: — Получается, Иксай врала обо всём. Даже когда утверждала, что может существовать противоядие к яду, который она ему дала?

— Скорее всего, — мрачно заключает Бэрронс. — Они озвучили бы любую ложь, чтобы заставить тебя выпить тот бокал вина. Я куда сильнее беспокоился, что они могут настоять и убедить тебя съесть тот адский розовый торт, который они разрезали.

Я кошусь на него, и мои губы подёргиваются, несмотря на нынешнее плачевное состояние моего существования.