Бэрронс задерживается на том воспоминании, его глаза делаются тёмными и напряжёнными — скорее всего, из-за чувства вины, которое вызывает у меня данное воспоминание. Естественно, моё подсознание поместило тут Бэрронса, который изучал каждый чёртов нюанс. В тот день мне пришлось отделить и запечатать в ящики так много частей себя, что женщина, целовавшая Крууса, вообще не была мною. Лишь необходимая версия меня, которая спасла бы мир любой ценой.
Я сделала свою работу.
Затем король Невидимых оказывается в моих снах, поднимается, огромный и тёмный, сотворённый из звёздного вещества, планет и туманностей, которые перекатываются как крошечные жемчужины в его гигантских крыльях, стирая всё остальное, сметая Бэрронса и Крууса словно крошечные пылинки, пойманные соломинкой метлы его колоссальной воли. Они уходят не по доброй воле, но уходят.
Затем остаёмся лишь король и я, и мой сон такой чертовски яркий, я вновь стою на первом мире, смотрю на полубезумного творца такой красоты и уродства, правды и лжи, ясности и смятения. Я слышу могучих Охотников, гонгом звенящих в глубинах своих грудей, пока они скользят мимо луны, почти не хлопая крыльями. Чую роскошный аромат ночного цветущего жасмина, сокращаясь до крошечной незначительной детали в колоссальности его присутствия.
В отличие от других фейри король ощущается для меня как сила природы, происходящая из самой материи вселенной; он столь же элементарный, примитивный и необходимый, как космос между звёздами, как сами звёзды, гром, молния, солнце, течение времени.
Я понятия не имею, кто он, но он не фейри.
Я просыпаюсь с резким толчком, который заставляет меня шлёпнуться с дивана на пол и по дороге удариться головой о журнальный столик.
Остатки Бэрронса, Крууса и короля тёмными, густыми и липкими пятнами льнут ко мне, и я знаю, что вкус и ощущение этого сна, как кошмар о холодном месте, будут преследовать меня на протяжении дня.
Слова, который король произнёс мне в ту долю секунды перед пробуждением, полыхают в моём сознании с яркостью суперновой звезды.
Я давно верила, что сны — это подсознательный метод упорядочения фактов и событий нашей повседневной жизни, где подобное хранится вместе с подобным, и рождаются выводы, которые ускользают от загромождённых миазмов нашего осознанного мозга.
И в отголосках этого мощного сна-откровения я знаю, что это правда.
Должно быть, где-то в файлах королевы я заметила нечто, вызвавшее у меня подозрения, что правила Светлого Двора применимы лишь к Светлому Двору. Возможно, это слияние множества частей из множества файлов; это не было озвучено, но подспудное осознание всё равно родилось.
Как подметил король из моих снов, Круус — не из Светлого Двора.
Тада-а-а-м. Попался.
Пробормотав беззвучное спасибо вселенной за указание на то, что мне надо было увидеть, я встаю, хватаю блокнот с ручкой и стремительно отправляюсь на поиски Бэрронса.
***
— Я хочу попробовать просеяться к папе и Дэни, — говорю я ему.
Бэрронс сидит в офисе Риодана, его рубашка висит на спинке стула, пока Риодан татуирует на его спине обсидиановые и кровавые руны, которые защитят его от огромной цены за использование чёрных искусств.
— Ты осознала, что ранее врезалась в МЭВ, а не в охранные чары, — говорит Бэрронс.
— Да, — мысленная заметка — больше никогда не пытаться просеиваться в МЭВ. Бэрронс был прав, фрагментированное состояние части Фейри-реальности осушило меня, словно пыталось завладеть моей силой, чтобы восстановить себя. — Возможно, я сумею проникнуть в замок Зимы. Я слишком легко сдалась. Более надёжно защитить чарами Честер или спасти папу и Дэни? — я озвучиваю варианты. Я знаю, что я считаю приоритетным.
Бэрронс хмыкает. Риодан бросает свой нож на стол, отталкивает поднос с чернилами и говорит:
— Нах*й Честер. Я в деле.
— Тебе лучше остаться здесь, — говорю я Риодану. — Мы вновь потеряем время, даже если не так много, как раньше. Что, если Дэни не там? Что, если Шазам придёт искать тебя? Что, если что-то случится с мамой, или сюда явится Круус?
Он молча смеряет меня взглядом, серебристые глаза леденеют, ощетиниваются. Я чувствую, как под его кожей дрожат нетерпение и ярость, жажда мести, жажда сражения. Кто-то похитил Дэни, и его глаза застилает кровавая пелена.
Но он также различает оттенки чёрного, белого и серого, потому что Риодан всегда видит картину в целом и пробьётся сквозь эмоции к холодно логичному и самому эффективному шагу в данный момент. Его мужчина, король, правитель, непревзойдённый игрок в шахматы доминирует над зверем. Зверь Бэрронса доминирует над мужчиной.
— Бл*дь, — выдаёт Риодан наконец. Затем снова, — Бл*дь, — и его кулак врезается в стол.