Короли алмазов

— Пятьсот акров. Места достаточно! Да, это определенно самое лучшее, что я видел. Мы могли бы сохранить большую часть мебели, а на оформление покупки уйдет совсем немного времени. Ты должна поехать и посмотреть дом, Энн. Должна!

— Я постараюсь, в самом деле постараюсь. — Ах, если бы он не торопился, как всегда! Если бы он подождал, пока она окончательно поправится и сможет поехать с ним посмотреть дома — тогда они могли бы все обсудить и спланировать вместе.

— Тебе должно быть уже гораздо лучше. — Он смотрел на нее почти сердито, потому что был разочарован, что она не может полностью разделить его радость от новой игрушки. Потом Энн увидела, как выражение его лица изменилось. Его глаза потемнели, он наклонился к ней и стал ласкать ее грудь. У Энн на теле все еще были синяки после падения и рука болела, но она сжала зубы и решила не показывать, что он делает ей больно.

— Новый дом, Энн, — произнес он, — будет символом начала новой жизни для нас с тобой.

Его губы, жесткие и требовательные, прижались к ее губам, а ласки стали более настойчивыми. Потом не говоря ни слова, он отбросил простыни и снял с нее ночную сорочку. Энн была потрясена, но у нее уже не было сомнений относительно его намерений. «Не сейчас, — про себя простонала она, — только не сейчас! Почему он не мог заняться со мной любовью в Лондоне, когда я сожгла письма, или… о, сколько было случаев, когда я чувствовала себя лучше и так ждала его. Почему он выбрал момент, когда я так слаба и больна? Но я не могу отказать ему, а то он больше не придет ко мне».

И подавив в себе боль, которую она чувствовала, и все мысли об удовольствии, которое она могла бы ощущать, Энн впервые за семь лет пустила Мэтью в свою постель.

На следующий день она не смогла поехать в Рединг, и Мэтью, немного обиженный, отправился туда с Николасом. Рейнолдс встретил их у дома, и в тот же день сделка состоялась. Мэтью заплатил двести тысяч за дом, мебель и землю. Он бы предпочел что-нибудь попроще, более английское, но такие имения редко выставлялись на продажу. В целом он был доволен покупкой и договорился, что вступит во владение после Нового года.

Гости постепенно покинули Десборо. Герцог отчаянно цеплялся за жизнь и пока не собирался доставить им возможность присутствовать при своих последних минутах. Дела позвали Мэтью и Николаса назад в Лондон. Филип неохотно уехал в школу. Джулия в скверном настроении вернулась в Хайклир готовиться к свадьбе. Только Энн задержалась в Десборо, не в состоянии перенести дорогу домой. К октябрю она все же нашла в себе силы уехать в Лондон, потому что ей не хватало вновь обретенной радости общения с Мэтью, его близости в постели и удовольствия участвовать в его жизни. Ее пришлось выносить из вагона в Паддингтоне и сразу же уложить в постель в доме на Парк-Лейн. Ее усилия были вознаграждены, во всяком случае на время. Мэтью был так занят, что она редко его видела. Он был то в офисе, то в «Брайтуэлле», как он назвал имение, но она не решалась сказать, что ей гораздо важнее чаще видеть его, чем иметь новый дом.

К ноябрю Энн стала подозревать, что беременна, а в декабре, когда Джулия вышла замуж, абсолютно уверилась в этом. Она была в таком восторге, что ее здоровье значительно поправилось, и она расцвела, как юная девушка. Но и в этом случае она не смогла предпринять дальнюю поездку, и они провели Рождество в Лондоне.

В Новый год здоровье Энн опять ухудшилось, и врач велел ей лежать в постели до родов. Она стала хрупкая и нежная как птичка. Долгие годы в Кимберли в пыли и жаре, ножевые раны, болезнь и роды подорвали ее здоровье. Несчастный случай в Десборо сказался на ней гораздо больше, чем это было заметно со стороны, и даже врачу она не говорила об ужасных головных болях, ощущении тоски и слабости, которые преследовали ее.

Не имея возможности поехать в Брайтуэлл, Энн попросила у Рейнолдса план дома и часами рисовала интерьеры помещений, вырезала из бумаги изображения мебели, чтобы располагать ее по своему усмотрению. Красная гостиная, Голубая гостиная и солнечная Малая гостиная приобрели свой вид по ее замыслам. Ей приносили образцы обивок, гобеленов, штор, покрывал для кресел и кроватей, и она тщательно все отбирала.

В апреле умер старый герцог, а следом за ним в мае неожиданно скончалась мать Мэтью. Суеверный трепет прошел среди членов семьи, которые опасались третьей смерти; их мысли сразу устремились к одетой во все черное Изабель, скрывающейся в своей башне.

Энн лежала в своей комнате и с грустью думала об умерших, жалея, что не могла присутствовать на похоронах; потом ее мысли сосредоточились на живых и особенно на новой жизни, которую она должна была вскоре произвести на свет.

Ребенок должен был родиться в июле, но как-то дождливым туманным утром в начале июня Энн почувствовала первые схватки. Она никому ничего не сказала, решив, что это ложная тревога, но к вечеру уже начала стонать, и Генриетта послала за Мэтью и доктором.