Короли Кипра в эпоху крестовых походов

Завоевание крестоносцами Константинополя в 1204 г. оказалось поворотным событием для всего последующего крестоносного движения. В сознании европейцев произошел глубокий перелом. Подсознательное ощущение вины за невыполненный долг, за обет, данный Богу, порождает лихорадочный поиск объяснений и оправданий содеянного. С особой силой в крестоносной литературе зазвучал «троянский миф» о коварных и жестоких греках, принесших так много зла и страданий предкам европейцев троянцам[34]

и победивших их не в открытым бою, а с помощью предательства и обмана. Взятие и разорение Константинополя, таким образом, является воздаянием грекам за их грехи, измену, коварство, высокомерие и т.п. «Троя принадлежала нашим предкам, — передает слова одного из крестоносцев Робер де Клари, — а те из них, кто уцелел, они (Эней — С. Б.) пришли оттуда и поселились в той стране, откуда пришли мы; и так как Троя принадлежала нашим предкам, то мы поэтому и прибыли сюда (в Константинополь — С. Б.), чтобы завоевать землю»[35]

. Подобную же позицию высказывает Гюнтер Пэрисский: завоевание Константинополя — естественный реванш за несправедливость греков по отношению к троянцам[36]

. Обвинение византийцев в схизме становится прекрасным дополнительным аргументом для доказательства правомерности захвата Константинополя крестоносцами. Эпистолярный натиск апологетов не канул в Лету, и в XIV–XV вв. большинство латинских авторов, писавших о крестовых походах, считали, что обращение в католицизм схизматиков-греков было едва ли не более важным делом крестоносцев, чем борьба с неверными[37]

. Таким образом, после завоевания крестоносцами Константинополя в 1204 г. в идеологию крестоносного движения вносятся концептуальные «поправки». Апостольский престол, а за ним и все будущие участники крестовых походов раздвигают границы для ведения «Священной войны». Отныне врагами веры мыслятся далеко не только неверные мусульмане, захватившие Гроб Господень, но и любой, кого объявят врагом католической церкви: схизматики-греки, еретики внутри Европы, язычники в Прибалтике, мусульмане на Пиренеях или в Северной Африке. Если «плюралистическое» видение задач крестоносного движения существует, то свое начало оно берет именно в 1204 г.

***

В XIII–XV вв. крестоносцы, поселившиеся на Востоке, родившиеся здесь и обретшие здесь для себя вторую родину, стали более прагматично относиться к идеям крестовых походов. Никто уже не ставил перед собой великих задач завоевания земель и образования новых государств. Период XIV–XV вв. принято называть эпохой «поздних крестовых походов» (как указано, термин «поздние крестовые походы» или «крестовые походы в позднее Средневековье» вводится в научный оборот еще в конце XIX в. и полностью принят и обоснован в современной историографии[38]). Поворотным моментом в истории крестоносного движения стало завоевание мамлюками в 1291 г. Акры, последнего владения латинян в Сирии. Падение континентального оплота заставляет латинян Ближнего Востока ретироваться западнее, прежде всего на Кипр, и как бы отделить себя от мамлюков морем, на котором они еще чувствовали свое превосходство и которое обеспечивало им относительную безопасность. Падение Акры отнюдь не означает окончания крестоносного движения и угасания крестоносной идеи в Западной Европе. Напротив, рубеж XIII–XIV вв. — период очередного переосмысления задач и выработки методов, которыми воспользуются в будущем для достижения целей поздних крестовых походов.