9 октября 1365 г. флот Пьера I приблизился к стенам Александрии. Этот город был не только одним из крупнейших портов и рынков Средиземноморья, но и великолепной крепостью с двойным поясом стен и мощнейшими башнями. Александрия казалась совершенно неуязвимой и, тем не менее, уже 10 октября сдалась кипрскому монарху практически без боя. Было ли войско крестоносцев столь многочисленным, как говорят современники событий, сказать трудно. Леонтий Махера полагал, что с Кипра на Родос отплыли 108 кораблей, Филипп де Мезьер считал, что их было около сотни. Всего же, по данным Махеры, на Родосе под командованием кипрского короля собралось 165 кораблей. Амади говорит, что среди этих 165 кораблей галер было только 33. По сведениям Филиппа де Мезьера войско Пьера I состояло из 10 тыс. человек, из которых 1000 были знатного происхождения («nobiles armati»), и 1,4 тыс. лошадей[202]
. Столь огромные цифры кажутся маловероятными, когда авторы хроник и документы называют конкретные цифры. Так оказывается, что Генуя посылает от 4 до б галер, Великий магистр Родоса снарядил 4 галеры и 100 рыцарей. Большая часть галер, видимо, были собственно кипрские. Сам Махера иногда говорит о 16 галерах, находившихся в распоряжении кипрского короля. Последняя цифра представляется более вероятной. Скорее всего боевых кораблей в распоряжении Пьера I было в действительности около 30. Таким образом, цифра Амади оказывается более реальной. Во всяком случае, патронами галер, отплывших с Кипра на Родос, Махера называет 30 человек, а также к ним прибавляется два отряда, выставленных архиепископом Никосии и епископом Лимассола, которые вполне могли располагаться на собственных кораблях. Кроме того, к ним прибавлялись транспортные корабли для перевозки лошадей, орудий и продовольствия и некоторое количество купеческих кораблей, примкнувших к крестоносцам. В любом случае остается впечатление, что флот и войско формировались прежде всего собственными силами киприотов, к которым присоединились некоторые западноевропейцы, большинство из которых находились на Кипре еще до начала организации похода: это маршал Шампани Луи де Рокфор, Иоанн Ласкарис Калофер, действовавший от имени папы как его легат, итальянцы Пьетро Малочелло и Пьетро Гримани, Франческо Спинола и Франческо Каттанео, находившиеся на службе и при дворе кипрского монарха. Остальные действующие лица, капитаны галер, принадлежат к кипрской знати. Фраза Леонтия Махеры: «Узнав о победе христиан Кипра, правители Запада преисполнились рвением, держали совет, дабы организовать экспедицию и идти на Кипр на помощь королю в Сирии» — при серьезном анализе оказывается сильным преувеличением. Желание короля Франции Карла V и герцога Савойского «помочь киприотам покончить с сарацинами» так и осталось простой декларацией, Кажется, что ни тот ни другой с самого начала не спешили к берегам Кипра. Еще до взятия Александрии 29 января 1364 г. венецианцы сообщали Пьеру I, что намерены переправить на Крит войско герцога Савойского, где он присоединится к венецианскому войску[203]. Однако герцог Савойский, столь громко выражавший желание принять участие в крестовом походе Пьера I, что об этом знала вся Европа, так и не появился на Кипре. В рассказе Махеры речь об отправке на Кипр «большого войска» короля Франции и отряда герцога Савойского заходит только после взятия Александрии. Более того, едва герцог Савойский, король Франции, да и другие европейские правители прослышали от венецианцев о возможном заключении мира между Кипром и Египтом, мгновенно «у них пропало желание идти на помощь королю Кипра», как ни взывал к папе Урбану V и французскому королю Карлу V папский легат Петер Томас немедленно собрать силы для продолжения начатого крестового похода, главную цель которого он видел в отвоевании Иерусалима[204]. Единственными постоянными союзниками короля Кипра, разделявшими его чаяния и стремления, были госпитальеры Родоса. Их мы видим рядом с Пьером и в Александрии, и в Сирии. Западноевропейское купечество, особенно венецианцы, генуэзцы и каталонцы, прежде, по крайней мере, не препятствовавшие проведению крестового похода, стали выражать почти паническую озабоченность и беспокойство из-за прерванных торговых связей с Египтом. Филипп де Мезьер называет их «лживыми и жадными купцами (falsi et avari mercatores)»[205]. Венецианцы по собственной инициативе отправляют посольство в Каир с целью уладить свои дела в землях султана. Они предлагают себя в качестве посредников в переговорах о заключении мира между Египтом и Кипром и даже выражают готовность возместить королю Кипра его затраты на войну. Столь велика оказывается заинтересованность Венеции в сирийско-египетских рынках. После того как дипломатические усилия Адриатической республики оказались тщетными, после отказа султана вести какие-либо переговоры с посредниками и его требования прямых переговоров с королем Кипра Венеции оставалось одно: обратиться к папе с настоятельной просьбой повлиять на Пьера I и остудить его пыл крестоносца. Ведь все видели и знали, что король готовит новую экспедицию в земли султана. Не отставали от венецианцев в своих просьбах к папе и генуэзцы. Кроме того, и кипрское купечество, особенно купечество Фамагусты, которое традиционно имело торговые интересы в Сирии, не выражало особой радости по поводу королевских побед. Однако со своими подданными королю, видимо, было не так сложно справиться. Всем киприотам был дан строгий королевский приказ вернуться из Сирии на Кипр. Следовательно, даже во время военных действий в Египте и сразу после взятия Александрии часть кипрского купечества продолжала находиться в Сирии и как ни в чем ни бывало вести торговлю на рынках мамлюков. Кроме купцов, в сирийско-палестинских землях традиционно находились христиане, как православные, так и католики, также предпочитавшие жить в мире с властями Египта, также пострадавшие из-за военных действий Пьера I и также выражавшими недовольство их продолжением. Так например, захват Александрии повлек за собой арест и гибель в тюрьме Дамаска 16 братьев францисканцев. Одновременно францисканцы выражают озабоченность по поводу своих владений в Святой Земле, а именно: монастыря на Горе Сион, монастыря св. Гроба в Иерусалиме, монастырей в Вифлееме и Бейруте. Лишь в 1369 г., уже после смерти Пьера I, ситуация стабилизируется, и францисканцы сообщают о покупке дома на Горе Сион за 1750 серебряных драхм[206].