Короли Жути

Благородные девицы не оценили указ по достоинству, и первый император Грандуаля скончался, по выражению Муга, «от тестикулярной асфиксии», иначе говоря, ему оторвали яйца и запихнули их в глотку.

Благородных девиц казнили, аристократы взбунтовались, императорский сын и наследник бежал на запад и, перебравшись через Жуть и через горы, обосновался в Крайнии.

– Эй, ребята, – неожиданно воскликнул Муг, и все невольно вздрогнули. – А я вам рассказывал, почему на арке написано «Не потерпим тиранов»?

– Рассказывал, – вздохнул Гэб.

– Ага, – кивнул Клэй.

– Миллион раз, – сказал Матрик.

Волшебник разочарованно откинулся на сиденье.

Если бы не плавучая арена на реке, Нармерийский округ выглядел бы точь-в-точь как южный султанат. Над узкими извилистыми улочками трепетали алые и золотистые полотнища, сквозь которые проглядывали бледные лунные лучи. Кучер благоразумно не стал проезжать через центр округа, где раскинулся ночной базар и откуда слышался шум голосов. Порывы на удивление теплого ветра разносили ароматы пряностей, кальянный дым и невероятное количество мелкого песка и пыли.

Карета проехала мимо нескольких храмов Летнего короля – южане называли его Визаном и поклонялись ему с тем же благоговейным страхом, что и Зимней королеве, – и наконец миновала ворота, ведущие на самый верхний ярус города. Здесь находились роскошные особняки нармерийских вельмож и дворец султаны, где она останавливалась, посещая Пятипрестолье. У дворца пришвартовался летучий корабль «Второе солнце», творение друинов; по его раскинутым парусам пробегали искры статического электричества.

Гэба надо было выводить из удрученного состояния, – судя по всему, цель приезда в Пятипрестолье была уже близка, а Клэй так и не знал ни куда они направляются, ни ради чего.

– А для чего деньги? – спросил он.

Гэбриель поглядел на него сквозь полуопущенные веки, подвигал челюстью, будто что-то жевал, и наконец ответил:

– Для Ганелона.

Матрик, недоуменно поморщившись, подался вперед:

– Его выпустили из тюрьмы? Когда? Мне говорили, что из Каменоломни никого и никогда не выпускают.

Клэй тоже слыхал что-то подобное. Вообще-то, он хотел расспросить об этом Гэбриеля с самого начала, еще до того, как Джайна и Шелковые Стрелы ограбили их на тракте у Ковердейла.

Ганелон убил нармерийского принца – старшего сына султаны, и от ее гнева не защитила ни слава «Саги», ни то, что для убийства была очень веская причина. Маги султаны бросились в погоню за Ганелоном, а его друзья, в силу разных обстоятельств, не пришли ему на помощь.

В конце концов Ганелона поймали и посадили в Каменоломню – печально известную тюрьму, побег из которой был невозможен. Туда сажали самых опасных грандуальских преступников; сбежать они не могли, потому что их превращали в камень. Поговаривали, что охраняют Каменоломню особые стражи: их якобы ослепляли сразу после рождения, всю тюрьму они знали на ощупь, а сопровождали их василиски, взгляд которых превращает плоть в камень.

– Он вышел из Каменоломни, – сказал Гэбриель.

– И стал наемником? Подался на сольные работенки? – спросил Муг. – Нет, понятное дело, он наверняка на нас обиделся, но… Ганелон ведь не ради денег этим занимался, а ради…

– Смертоубийства, – подсказал Матрик.

– В общем-то, да. Просто странно, что он потребовал денег, чтобы спасти Розу.

– Это не плата Ганелону, – вздохнул Гэбриель, не отрывая глаз от мешка монет. – Это плата за его свободу.

Глава 19 Гости Горгоны

Гэбриель объяснил, что деньги предназначены для некой Динантры. Сейчас приятели сидели у нее в приемной, куда их провел полуобнаженный привратник. Как у Келлорека, которого за глаза называли Орком, у Динантры тоже было жуткое прозвище – Горгона. Келлорек получил свою кличку за грубость, жестокий нрав и выдающуюся челюсть, а вот прозвище Динантры буквально отражало ее натуру, поскольку она действительно была самой настоящей горгоной.

Когда она наконец вышла к ним, то оказалась ослепительной красавицей, даром что со змеями вместо волос. Чешуйки на хвосте отливали зеленоватым, как бронзовые и медные плашки под дождем, а на внутренней стороне рук и у шеи – сливочным серебром. Лиф туго стягивал ее талию, выставляя грудь, будто дыни на прилавке рыночного торговца. Клэй едва не утонул в глазах Динантры – пунцовых, как помятые яблоки в тусклом свете лампы. Такого же цвета были и змеи, гнездом обвившие голову; тихое змеиное шипение сопровождало каждое слово Динантры.

– Мой милый Гэбриель, как я рада тебя видеть! – сказала она. – Вот уж не думала, что ты так быстро вернешься.

– Зато с деньгами, – сказал Гэбриель.

– И с друзьями, как я погляжу! – Она устремила на приятелей чувственный взор, и в просторной приемной, уставленной мраморными бюстами предков горгоны, отчего-то стало очень тесно. – Ах, я так люблю визиты! Кстати, я вот как раз сейчас принимаю гостей.

Гэбриель сглотнул, неловко переминаясь с ноги на ногу. Монеты в мешке звякнули.

– Тогда мы придем завтра, – сказал он. – Но не позже. Мне надо…