Корона и эшафот

Как уже говорилось, эту телеграмму Соколов не знал (в своей книге, вышедшей в 1925 году, он о ней не упоминает), и потому, вероятно, столь сенсационной показалась ему телеграмма А. Белобородова, сообщавшая о том, что «семью постигла та же участь, что и ее главу» и (далее) что «официально она погибнет при попытке к бегству». «Соколовская» телеграмма шла (если шла) как бы вдогонку первой, сообщая со значительным запозданием и о расстреле семьи. Таким образом, она, по нашему мнению, не может служить несомненным аргументом в пользу версии Соколова.

Но первая телеграмма (выше полностью процитированная нами) содержала в себе две неправды.

Первая неправда — утверждение, что семья Н. Романова «эвакуирована в надежное место». Вторая — утверждение, что в руках Уралоблсовета имеются документы, свидетельствующие о наличии большого белогвардейского заговора с целью похищения Романовых.

На наш взгляд, они как раз могут свидетельствовать в пользу второй распространенной версии — версии, согласно которой решение о расстреле Романовых было принято исполкомом Уралоблсовета.

Расстреляны были все Романовы, доктор Е. Боткин и трое слуг одновременно, но уральцы, как можно думать, только вечером 17 июля решились дополнительно сообщить в Москву о расстреле жены и детей Николая. Это, между прочим, подтверждается и фразой «соколовской» телеграммы о том, что «официально семья погибнет при попытке к бегству». Мы помним, что в утренней телеграмме Уралоблсовета В. И. Ленину и Я. М. Свердлову сообщалось, что «семья отправлена в надежное место». Теперь, говоря всю правду, уральцы вынуждены были предложить и правдоподобную версию расстрела жены Николая и его детей: при отправлении в «надежное место» они могли предпринять попытку бегства и погибли.

Поначалу, как следует из имеющихся материалов, уральцы опасались отрицательной реакции Москвы. Воспоминания лиц, так или иначе причастных к решению о расстреле и к самому расстрелу, прямо говорят об этом. Например, редактор «Уральского рабочего» В. Воробьев писал, что ему и его товарищам «было очень не по себе», когда они по аппарату сообщали в Москву о расстреле, т. к. «бывший царь был расстрелян постановлением Президиума облсовета, и было неизвестно, как на это «самоуправство» будет реагировать центральная власть, Я. М. Свердлов, сам Ильич…».

Документов о «большом белогвардейском заговоре» в руках уральцев не было, так как не было сколько-нибудь значительных монархических организаций, готовивших такой заговор.

Русские монархисты, к стыду своему, впоследствии должны были признать, что они свой долг перед монархом не выполнили. Но тогда призраки заговоров, по-видимому, терзали уральских чекистов. Как следует из имеющихся неопубликованных воспоминаний некоторых из них, они переправили в Дом особого назначения несколько написанных по-французски писем, оповещавших бывшего царя о готовящемся освобождении «верными друзьями», офицерами. Письма дошли до адресата, о чем, между прочим, есть запись в дневнике Николая II. Он, по всей вероятности, нашел способ ответить своим мнимым «освободителям», и его письмо с описанием дома попало в руки охраны. Для чего потребовалась такая «операция»? Только для зондажа настроений арестованных и их готовности бежать? Совершенно очевидно: и для обоснования возможных репрессивных мер против обитателей Ипатьевского дома, а также последующего оправдания в случае принятия этих мер. Цитированная нами телеграмма Президиума Уралоблсовета, как представляется, подтверждает эти предположения.

Есть еще одно свидетельство, которое, кажется, работает на версию Н. Соколова. В 1920 году комендант Дома особого назначения и начальник команды, расстрелявшей Романовых, Я. Юровский написал довольно пространную записку о том, что произошло в доме Ипатьева в ночь на 17 июля. Она начинается фразой: «16 июля была получена телеграмма из Перми… об истреблении Романовых»[42]. Почему из Перми? Не было прямой связи с Екатеринбургом? А может быть, он чем-то руководствовался спустя четыре года после расстрела? Была уже совершенно иная обстановка, иные политические намерения. Может быть, он уже не хотел возлагать ответственность за содеянное только на уральцев, только на себя? Впоследствии в своих неизданных воспоминаниях о расстреле Романовых Юровский никогда не упоминал «пермской телеграммы». Так или иначе, одна «записка Юровского», не подкрепленная более достоверными документами, вряд ли может рассматриваться как прямое свидетельство того, что судьба Романовых была окончательно решена не в Екатеринбурге. Между прочим, в воспоминаниях других участников расстрела, например помощника Юровского Г. Никулина, прямо утверждается, что постановление о расстреле было принято Уралоблсоветом самостоятельно, на «свой страх и риск».