Корона из золотых костей

– А если бить себя по лицу, это поможет?

– Нет, – рассмеялась я.

Мои плечи дрожали, а ресницы стали мокрыми от слез.

– Я не хотел, чтобы ты плакала.

Он слегка потянул мои руки.

Я не отвела их от лица.

– Тогда не говори такие невероятно добрые слова поддержки.

– А ты бы предпочла, чтобы я сказал что-то злое и неподдерживающее?

– Да.

– Поппи, – протяжно произнес он мое имя, убирая мои руки от лица, и одарил меня кривой усмешкой, которая делала его лицо таким юным. – Плакать – это нормально. Нормально быть уязвимой. Это, наверное, самое худшее на свете возвращение домой. Последняя неделя была отвратительной, без всяких шуток.

Я опять рассмеялась, и смех перешел в рыдание. На этот раз я не стала бороться с эмоциями. Сломалась, и, как Кастил и обещал, он подхватил обломки меня и надежно держал до того момента, когда я смогла собраться. Я очутилась на полу вместе с ним, на его коленях, крепко обвивая его руками и ногами.

И прекратила притворяться.

Потому что я не была в порядке.

Я не была в порядке после всего, что произошло, я не знала, о чем это может говорить и что означает, – ведь я даже не знала, кто я теперь. И я не была в порядке после того, как узнала, что моих родителей предал человек, которому они доверились. Что они пытались сбежать из Солиса вместе с Йеном и со мной, рискуя жизнью ради меня – ради нас. Но у них не получилось. Это предательство ранило, и боль была сильной. Все, о чем я старалась не думать, грозило обрушиться на меня. Разве после такого можно быть в порядке?

Секунды превратились в минуты, минуты складывались в часы. От моих слез грудь Кастила промокла. Я так не плакала, даже когда потеряла Виктера. Тогда произошел резкий взрыв эмоций, но Кастил… в тот момент он тоже находился рядом. И теперь он обнимал меня, прижавшись щекой к моей макушке, поглаживал мою спину, и я не беспокоилась, что кажусь слабой. Он мягко покачивал меня взад-вперед, и я не боялась получить выговор за проявление эмоций. Я не позволяла себе такого даже с Виктером, хотя знала, что он не стал бы меня осуждать. Он позволил бы мне выплакаться, а потом сказал, что мне придется смириться. И иногда это было как раз тем, что мне требовалось. Но сейчас не такой случай, а с тех пор, как мои родители погибли, а Йен уехал в Карсодонию, я не чувствовала себя в достаточной безопасности, чтобы быть уязвимой.

Я знала, почему могу быть такой с Кастилом. И со всей полнотой ощутила это, когда открыла чутье. Я утонула во вкусе клубники в шоколаде.

Любовь.

Любовь и принятие.

Не знаю, как долго мы так сидели, но, казалось, к тому времени, как мои слезы закончились, прошла маленькая вечность. Глаза немного болели, но мне стало легче.

Кастил повернул голову и поцеловал меня в щеку.

– Не хочешь ли принять первый в твоей жизни душ? Потом мы немного поедим и в конце концов – к сожалению – найдем тебе одежду. А затем поговорим обо всем остальном.

Сначала я зацепилась за слово «душ», а потом зависла на «обо всем остальном». Все остальное означало встречу с его родителями, меня как королеву и… ну, все остальное.

– Или сначала можем поесть. Как скажешь, – произнес он. – Чего бы ты хотела?

– Наверное, мне бы хотелось принять душ, Кас.

Он ущипнул мой палец, и я ахнула.

Он открыл глаза – они сияли как цитрины.

– Прости. Когда я слышу, как ты это говоришь… со мной что-то происходит.

Я представляла, что с ним происходит, и мои вены затопило теплом. Я скользнула взглядом по его плечам, и во мне вспыхнуло воодушевление.

– Будет очень странно купаться стоя.

– Тебе понравится.

Кастил встал и легко поднял меня вслед за собой. Его сила всегда поражала, и я не была уверена, что когда-нибудь к ней привыкну.

Я пошла за ним в ванную. Из окна над скамейкой сочился слабый свет. Кастил включил лампу над умывальником, и по плиточному полу разлился мягкий золотистый свет. Я наблюдала, как Кастил кладет два пушистых полотенца на маленький табурет между ванной и душем. Прежде я этот табурет не заметила.

Кастил сбросил с себя одежду без малейшего смущения, что завораживало и вызывало зависть. Я не могла отвести от него глаз, когда он подошел к душу и принялся возиться с кранами на стене.

Из множества трубок над головой потекла вода, превратившись в ливень. Мне следовало сосредоточиться на волшебстве, благодаря которому это стало возможно, но я была заворожена Кастилом: редкими темными волосками на его икрах, шириной плеч и груди, тугими рельефными мышцами живота. Его тело служило доказательством того, что он и дня не проводил в праздности. Он пленял меня – всем, начиная порочной красотой его тела и завершая прожитой им жизнью, запечатленной на бронзовой коже в виде мелких бледных шрамов.

Его тело… боги, оно было шедевром совершенства и изъянов. Даже клеймо в виде королевского герба – круг, пронзенный стрелой, – в верхней части правого бедра не умаляет его первозданной красоты.