Корона мечей

Мин остановилась рядом с одним из стульев, в толстую деревянную спинку которого был воткнут Драконов скипетр – с такой силой, что острие выступало с другой стороны почти на ширину ладони. Она любила мужчину, который об этом даже не знал, а если бы узнал, тут же отослал бы ее прочь. Мужчину, который – она не сомневалась – тоже любил ее. И Илэйн, и эту Авиенду; впрочем, об этом нет смысла думать. Чего нельзя изменить… Он любил ее, хотя и отказывался это признавать. Неужели он думает, что, раз безумный Льюс Тэрин Теламон убил женщину, которую любил, такая же судьба уготована и ему?

– Я рад, что ты пришла, – неожиданно произнес Ранд, все еще глядя в потолок. – Я сидел здесь один. Один. – Он издал горький смешок. – Герид Фил умер.

– Нет, – прошептала Мин, – только не этот славный маленький старичок. – У нее защипало в глазах.

– Его разорвали на части. – Голос Ранда звучал так устало. Так… безжизненно. – Идриен упала в обморок, когда нашла его. Она пролежала без сознания полночи и плохо соображала, даже когда наконец поднялась. Одна из женщин в школе дала ей что-то, чтобы она смогла уснуть. Из-за этого у нее все перепуталось в голове. Добравшись до меня, она снова залилась слезами и… Это кто-то из отродий Тьмы. Кто еще мог оторвать человеку руки и ноги? – Не поднимая головы, Ранд стукнул кулаком по ручке кресла с такой силой, что дерево застонало. – Но почему? Почему его убили? Что такого важного он мог рассказать мне?

Мин изо всех сил старалась выкинуть из головы страшную картину, возникшую перед ее внутренним взором, и подумать. Действительно пыталась. Мастер Фил был мыслителем, философом. Они с Рандом обсуждали все на свете, начиная от смысла отдельных частей пророчеств о Драконе и заканчивая природой отверзшейся в узилище Темного дыры. Он давал ей почитать книги, пленительные, зачаровывающие книги, в мир которых она с удовольствием погружалась, особенно когда старалась разгадать, о чем же в них рассказывается. Он был философом. Никогда больше он не даст ей прочесть ни одной книги. Такой мягкий, добрый старичок, погруженный в мир мысли и пугавшийся, когда что-то извне вторгалось в этот мир. У нее до сих пор хранилась записка, которую он написал Ранду. Он говорил, что она хорошенькая, шутил, что она смущает его и отвлекает. А теперь он мертв. О Свет, слишком много смертей вокруг!

– Я не должен был рассказывать тебе об этом.

Мин вздрогнула; она даже не слышала, как Ранд пересек комнату. Его пальцы гладили ее по щеке, вытирая слезы. Она плакала.

– Прости меня, Мин, – мягко проговорил Ранд. – Мое общество сейчас не слишком приятно. Из-за меня умер человек, а я способен лишь беспокоиться о том, с какой стати его убили.

Обхватив Ранда руками, Мин прижалась лицом к его груди. Она никак не могла остановить слезы. Она никак не могла остановить дрожь.

– Я зашла в комнаты Колавир. – Все вновь ожило в памяти. Пустая гостиная, ни одного слуги. Спальня. Она не хотела вспоминать, но теперь, когда уже заговорила, слова хлынули из нее потоком. – Я подумала: раз ты ссылаешь ее, может, есть способ избежать того, о чем говорили образы, которые я видела рядом с ней. – (На Колавир было ее, наверно, самое красивое платье из темного блестящего шелка с водопадом нежнейших соваррских кружев цвета старой резной кости.) – Я подумала, что на этот раз все не должно быть точно так, как я видела. Ты же та'верен. Ты способен изменить Узор. – (На Колавир были также ожерелье и браслеты с изумрудами и огневиками, кольца с жемчужинами и рубинами, несомненно лучшие ее драгоценности, а в волосах – желтые алмазы, прекрасно имитирующие корону Кайриэна. Ее лицо…) – Она была в своей спальне, висит на одном из столбиков кровати – глаза выпучены, язык высунут, лицо раздулось, почернело. Пальцы ног над опрокинутой табуреткой.

Беспомощно рыдая, Мин повисла на Ранде. Он обнял ее – ласково, нежно.

– Ох, Мин, твой дар не приносит тебе никакой радости, одну боль. Если бы я мог взять на себя твою боль, Мин. Если бы я мог…

Постепенно она стала ощущать, что он тоже дрожит. О Свет, он так упорно старается казаться железным, таким, каким, по его понятиям, должен быть Дракон Возрожденный, но каждый раз, когда кто-то погибал из-за него, это словно убивало и его; смерть Колавир он, скорее всего, воспринял не менее болезненно, чем гибель Фила. Его сердце истекало кровью, когда все вокруг рушилось, хоть он и притворялся, что это не так.

– Поцелуй меня, – пробормотала Мин.

Ранд не двинулся, и она подняла на него взгляд. Он неуверенно заморгал, глядя на нее; глаза, только что казавшиеся серыми, поголубели, точно утреннее небо.