Корона мечей

– Лан, ты велишь лодочникам повернуть? И добавь, чтобы гребли изо всех сил. – Судя по всему, ей не вернуться во дворец раньше полуночи. – И спроси, нет ли у них гребешка. – Не может же она встретиться с Нестой в таком виде!

Лан взял куртку, меч и поклонился:

– Как прикажешь, Айз Седай.

Поджав губы, Найнив смотрела, как за ним закрывается дверь. Смеется он над ней, что ли? Она готова поспорить, что на «Бегущем по ветру» кто-нибудь сможет поженить их. И Лану Мандрагорану придется выполнить все обещания, которые он при этом даст. Посмотрим, кто посмеется последним.

Лодка слегка накренилась, разворачиваясь, и опять закачалась на волнах. Желудок Найнив тут же напомнил о себе.

– Ох, Свет! – простонала она, опускаясь на скамью.

Почему это не пропало вместе с тем блоком, который мешал ей направлять? Найнив обратилась к саидар, но лишь острее ощутила прикосновение воздуха к коже. Отпустив саидар, она тоже не почувствовала облегчения. Нельзя расклеиваться. Надо сделать так, чтобы Лан принадлежал ей раз и навсегда. Это будет замечательный день. Только бы пропало это ужасное ощущение надвигающейся грозы…

* * *

Солнце в пылающем небе уже опустилось на крыши домов, когда Илэйн легонько постучала в дверь костяшками пальцев. На улице позади нее плясали и скакали гуляки, слышались смех, песни, в воздухе витали всевозможные ароматы. У Илэйн мелькнула праздная мысль, что ей не удастся получить удовольствие от праздника. Забавно было бы нарядиться, как Бергитте. Или даже так, как леди Риселле, одна из приближенных Тайлин, – она видела ее сегодня утром. Наряд весьма недурен, главное – не забыть маску. Илэйн постучала снова, сильнее.

Седая служанка с квадратной челюстью открыла дверь, и ярость вспыхнула на ее лице, когда Илэйн опустила свою зеленую маску.

– Ты! Что тебе здесь?.. – Ярость сменилась мертвенной бледностью, когда Мерилилль тоже опустила маску, и Аделис, и все остальные. С каждым вновь открываемым безвозрастным лицом женщина вздрагивала – даже когда маску опустила Сарейта. Наверное, к этому моменту она уже догадалась, что увидит.

Вскрикнув, служанка попыталась захлопнуть дверь, но Бергитте опередила Илэйн, толкнула дверь плечом и снова распахнула ее. Служанка, пошатываясь, отступила на несколько шагов, потом постаралась взять себя в руки, но что бы она ни задумала – закричать или убежать, – Бергитте помешала ей, схватив за руку чуть пониже плеча.

– Потише, – решительно сказала Бергитте. – Нам не нужны ни суматоха, ни крики, понятно?

Все выглядело так, будто она просто держала женщину за руку, даже поддерживала ее, но служанка замерла, не издав ни звука. Глядя большими глазами на маску Бергитте с хохолком из перьев, она лишь медленно покачала головой.

– Как тебя зовут? – спросила Илэйн, когда все столпились в прихожей позади нее.

Дверь закрыли, шум снаружи стал едва слышен. Взгляд служанки перебегал с одного лица на другое, будто она была не в силах долго смотреть на какое-то из них.

– К-к-кедора.

– Отведи нас к Реанне, Кедора.

Кедора кивнула; вид у нее был такой, точно она вот-вот заплачет. Двигаясь как истукан, она повела их вверх по лестнице, Бергитте по-прежнему держала ее за руку. У Илэйн мелькнула мысль отпустить служанку, но меньше всего ей хотелось, чтобы в доме подняли тревогу и все разбежались кто куда. Именно чтобы этого не произошло, Илэйн не стала направлять, предоставив Бергитте возможность использовать физическую силу. Никакого вреда Кедоре не будет, все ограничится испугом. И не только ей этим вечером пришлось или еще только предстоит пережить подобное чувство.

– Вот з-здесь, – сказала Кедора, кивнув на красную дверь.

Дверь в ту самую комнату, где совсем недавно с Илэйн и Найнив так нелюбезно обошлись. Илэйн распахнула ее и вошла.

Реанне сидела перед очагом, украшенным резными изображениями тринадцати грехов, и вместе с ней еще двенадцать женщин, которых Илэйн прежде не видела. Они занимали все кресла, стоящие вдоль бледно-зеленых стен, истекая потом за плотно закрытыми окнами и задернутыми занавесками. Большинство было в платьях, типичных для жительниц Эбу Дар, хотя только у одной оказалась оливково-смуглая кожа; у многих время оставило свои следы и на лице, и в волосах. И все до единой могли направлять – в той или иной степени. У семерых были красные пояса. Илэйн вздохнула. Найнив оказалась права и, несомненно, будет напоминать об этом, пока Илэйн не взвоет.

Реанне вскочила с тем же яростным возмущением, которое вначале возникло на физиономии Кедоры. И даже ее первые слова были почти теми же самыми:

– Ты! Как ты посмела показаться на глаза?..