Корона мечей

На полу, ниже помоста, дико завопила Шириам, и гвардейцу Башни пришлось удержать ее. Красная сестра, создавшая вокруг нее ограждающий барьер, презрительно усмехнулась. Романда и Лилейн сохраняли холодное достоинство, но большинство остальных, отсеченных от Источника щитами и окруженных караулом, тихо, но неудержимо рыдали. Возможно, от облегчения, потому что только четверых из них приговорили к самому суровому наказанию, а может быть, от страха перед тем, что их ожидало. Лица у тех троих, которые осмелились восседать в Совете мятежниц от ныне распущенной Голубой Айя, побелели как мел. Все мятежницы были изгнаны из своих Айя до тех пор, пока Элайда не смилостивится и не соблаговолит дать наказанным разрешение обратиться с просьбой вновь их принять. Однако бывших Голубых ожидали долгие годы тяжелой работы, прежде чем они добьются ее милости и им будет позволено вступить в какую бы то ни было Айя. А до тех пор они у нее будут ходить по струнке.

Элайда поднялась – Единая Сила, хлынувшая к ней со всех сторон из круга восседающих, стала еще одним доказательством ее власти.

– Совет согласен с волей Престола Амерлин. Первой подвергнут наказанию розгами Романду. – Голова Романды дернулась; посмотрим, удастся ли ей сохранить достоинство при усмирении. Элайда резко взмахнула рукой. – Уведите пленниц и введите первую из тех несчастных обманутых сестер, которые присоединились к ним. Я приму их покаяние.

Среди пленниц кто-то громко вскрикнул, и одна из них вырвалась из рук удерживающего ее гвардейца. Эгвейн ал'Вир бросилась к ногам Элайды, протягивая к ней руки, по щекам ее потоком струились слезы.

– Простите меня, мать! – зарыдала девушка. – Я виновата! Я хочу покаяться, я каюсь! Пожалуйста, не усмиряйте меня! – Она рухнула вниз лицом, содрогаясь от рыданий. – Смилуйтесь, мать! Я раскаиваюсь! Я сожалею!

– Престолу Амерлин не чуждо милосердие. – В голосе Элайды звучали ликующие нотки. Башне придется потерять Лилейн, Романду и Шириам – чтоб другим неповадно было, – но сила этой девушки еще пригодится Белой Башне. Вернее, ей самой, что одно и то же. – Эгвейн ал'Вир, ты восстала против своей Амерлин, но я готова проявить милосердие. Ты снова наденешь белое платье послушницы и будешь носить его до тех пор, пока я сама не решу, что ты готова подняться на новую ступень. Но в тот самый день ты принесешь на Клятвенном жезле четвертую клятву – верности и преданности Престолу Амерлин.

Другие пленницы тоже попадали на колени, моля, чтобы и им позволили дать эту клятву, позволили доказать, что они искренне раскаиваются. Лилейн рухнула на колени одной из первых, Романда и Шириам не слишком отстали от нее. Эгвейн проползла несколько шагов и поцеловала подол платья Элайды.

– Вверяю себя вашей воле, мать, – сквозь слезы пробормотала она. – Благодарю вас. О, благодарю вас!

Алвиарин схватила Элайду за плечо и встряхнула.

– Проснись же, глупая женщина! – прорычала она.

* * *

Элайда открыла глаза в тусклом свете лампы, которую держала Алвиарин, наклонившись над постелью и касаясь рукой ее плеча. Еще не совсем проснувшись, Элайда пробормотала:

– Что ты сказала?

– Я сказала: «Пожалуйста, проснитесь, мать», – невозмутимо ответила Алвиарин. – Коварла Балдене вернулась из Кайриэна.

Элайда тряхнула головой, прогоняя остатки сна.

– Так быстро? Я ожидала, что они будут здесь не раньше чем через неделю. Коварла, говоришь? А где Галина? – Глупый вопрос. Алвиарин не могла знать, что за ним стояло.

Но Алвиарин все тем же холодным хрустальным голосом ответила:

– Коварла считает, что Галина захвачена в плен или погибла. Боюсь, новости не слишком… хороши.

Из головы Элайды тут же выскочили все мысли о том, что́ Алвиарин следовало знать, а что нет.

– Рассказывай, – потребовала она, отбрасывая шелковую простыню.

Однако то, что она услышала, пока поднималась и накидывала поверх ночной рубашки шелковый халат, не позволило ей составить полную картину случившегося. Сражение. Орды айилок, способных направлять. Бегство ал'Тора. Полное поражение. Расстроенная всем этим, она все же заметила, что Алвиарин полностью одета – в белом платье с серебряной вышивкой, с накидкой хранительницы летописей на плечах. Вместо того чтобы сразу кинуться сюда и рассказать ей обо всем, эта женщина потратила время на одевание!

Напольные часы в кабинете мягко пробили второй час ночи, когда Элайда вошла в гостиную. До утра еще далеко – худшее время для получения дурных вестей. Коварла поспешно вскочила с мягкого кресла с красной обивкой, ее обычно жесткое, неумолимое лицо казалось странно обвисшим от усталости и тревоги. Опустившись на колени, она поцеловала кольцо Элайды. Темное платье для верховой езды запылилось и измялось после долгого путешествия, светлые волосы явно нуждались в гребне и щетке, но на плечи у нее накинута шаль – Коварла носила ее столько, сколько Элайда жила на свете.

Элайда едва дождалась, пока губы этой женщины прикоснутся к кольцу Великого Змея, и тут же отдернула руку.