Корона мечей

На следующий день после Праздника птиц рассвет принес с собой сильный ветер с Моря штормов, и жара в Эбу Дар спала. Безоблачное небо и пылающее расплавленным золотом солнце, однако, указывали на то, что ветер скоро стихнет. Предполагая, что именно так и будет, Мэт только наполовину зашнуровал рубашку, а зеленую куртку и вовсе не стал застегивать. Он торопливо шагал к выходу через весь Таразинский дворец и не то чтобы вздрагивал при каждом звуке, но широко раскрывал глаза при виде любой служанки, пробегающей мимо, рассекая воздух бесчисленными нижними юбками и улыбаясь ему. Все они улыбались, даже самая последняя из них, причем так… многозначительно. Мэт не сомневался, что все они знают. Было очень трудно справиться с желанием припустить бегом.

Под конец он и вовсе шел медленно, пробираясь по затененной галерее, огибающей конюшенный двор, только что не на цыпочках. Желтоватые, похожие на тростник растения в больших красных фаянсовых чашах и какие-то вьющиеся лозы с широкими листьями в красных прожилках, свисающие из подвешенных на цепях металлических корзин, создавали между рифлеными колоннами галереи своего рода полупрозрачную ширму. Мэт невольно надвинул шляпу пониже, чтобы затеняла лицо. Руки заскользили вдоль копья – Бергитте называла его ашандарей, – безотчетно поглаживая древко, будто ему предстояло защищаться. Кости бешено крутились в голове, но даже это сейчас не слишком волновало Мэта. Источником его беспокойства была Тайлин.

Шесть закрытых экипажей с изображением зеленых якоря и меча – герба Дома Митсобар – на лакированных дверцах выстроились в ряд перед высокими сводчатыми воротами, уже запряженные и с кучерами в ливреях. Налесин, в куртке с желтыми полосами, зевал в стороне от них, а Ванин развалился на перевернутой бочке неподалеку от дверей конюшни и, похоже, дремал. Большинство остальных парней из Отряда Красной руки терпеливо ожидали, сидя на корточках на камнях конюшенного двора; некоторые бросали игральные кости в тени высокой белой стены конюшни. Илэйн стояла между Мэтом и экипажами, рядом с живой оградой, создаваемой растениями. С ней была Реанне Корли и, еще ближе к Мэту, семь женщин – те, кто присутствовал на собрании, куда он ворвался вчера вечером; Реанне единственная среди них не носила красного пояса Мудрых женщин.

Мэт, по правде говоря, не ожидал их появления здесь сегодня утром. На их лицах застыло такое выражение, какое бывает у женщин, привыкших распоряжаться не только своей жизнью, но и чужими, у большинства волосы уже тронула седина, и все же они не сводили ожидающих взглядов со свежего личика Илэйн. Стояли, можно сказать, на цыпочках, готовые броситься куда угодно по ее приказу. Мэт лишь мельком взглянул на них; среди них не было женщины, которая довела его до белого каления. Тайлин заставляла его чувствовать себя… ну… слово «беспомощным» казалось единственным подходящим, хотя и нелепым применительно к нему.

– Мы обойдемся и без них, госпожа Корли, – сказала Илэйн. Голос дочери-наследницы звучал так, будто она поглаживала по голове ребенка, успокаивая его. – Я велела им дожидаться тут нашего возвращения. Мы привлечем меньше внимания, особенно за рекой, если с нами не будет Айз Седай, которых могут узнать.

Ее представление о том, как следует одеться, направляясь в городские кварталы, где обитало простонародье, чтобы не привлечь к себе внимания, свелось к широкополой зеленой шляпе с крашеными зелеными перьями, висящему за спиной светлому зеленому льняному пыльнику, расшитому золотыми завитками, и шелковому зеленому костюму для верховой езды с глухим воротом и юбкой-штанами. По бокам штанин снизу вверх тянулась вышивка золотом, затем щедро окаймлявшая овальный вырез, который наполовину обнажал ее грудь. Илэйн даже надела одно из ожерелий, к которым обычно цепляют брачные ножи. А при виде сплетенного из золотых нитей широкого пояса наверняка зачешутся руки любого вора в Рахаде. Никакого оружия, если не считать маленького ножа у пояса. С другой стороны, зачем оружие женщине, способной направлять Силу? Конечно, у этих, с красными поясами, за каждый из них заткнут кинжал. Как и у Реанне, только пояс у нее простой кожаный.

Реанне сняла большую голубую соломенную шляпу, недовольно оглядела ее, надела снова и завязала тесемки. Тон Илэйн не располагал к тому, чтобы приставать к ней с расспросами. И все же Реанне вместе со шляпой нацепила улыбку и робко спросила:

– Но почему Мерилилль Седай считает, что мы лжем, Илэйн Седай?

– Они все так думают, – сказала еле слышно одна из этих, с красными поясами. Все они были в типичных для Эбу Дар платьях спокойных тонов, с не очень глубоким вырезом и подобранными с одной стороны юбками, чтобы выставить на всеобщее обозрение многослойные нижние юбки, но только у этой женщины, костлявой и почти совсем седой, была оливковая кожа и темные глаза, характерные для жительницы Эбу Дар. – Сарейта Седай назвала меня лгуньей прямо в лицо. Она не верит тому, сколько нас, не верит…