Корона мира

Солнце быстро поднималось над горизонтом, и вскоре лучи его не только светили, но и весьма ощутимо грели. Разумеется, все трое, пережившие ураган, вымокли до нитки, но столь велика была их усталость, что ночной холод не мог пробудить их ото сна. На солнце их влажная одежда стала быстро высыхать, что явно понравилось сидящему. Он бы с радостью укрыл всех троих чем-нибудь сухим и теплым, но — увы! — все, что было у них пригодного с собою, также безнадежно промокло. Заботливый жрец прежде всего извлек из походных мешков самые необходимые для просушки вещи и как мог разложил их в небольшой лодке.

Главным образом ему попадались шерстяные накидки, завернувшись в которые удобно было сидеть в замке у камина, идти где-нибудь в предгорьях студеной ночью или путешествовать верхом, но никак не грести веслами. Наконец отыскались два теплых плаща и шерстяная туника. Присовокупив к обнаруженной одежде три накидки, он принялся заталкивать обратно, только что извлеченное на свет платье. Судя посему, бедолаги собирались куда-то на юг, потом что теплой одежды было крайне мало, а вот легких и весьма дорогих нарядов — предостаточно. Накидки же были обретены незадолго до отплытия, ибо покоились на самом верху мешков, то есть были втиснуты туда в последнюю очередь.

Завершив сии благочестивые деяния, жрец решил отдохнуть, да так и просидел чуть не до полудня, созерцая первозданность океана и охраняя сон своих случайно обретенных спутников.

В полдень, когда светило добралось до зенита, изрядно уже припекая, и тень сидящего сделалась короче локтя, невеликого роста желтокожий человек в красивой, но очень странной одежде со множеством пришитых к ней маленьких серебряных колокольчиков пошевелил иссохшими губами, приоткрыл глаза и, увидев нового члена экипажа, неожиданно молниеносно по-кошачьи извернулся, в одно движение оказался на корме у руля, вперив в пришельца цепкий и злой взгляд.

— Кто ты такой? Откуда ты взялся? — сказал человек хрипло, ибо горло у него пересохло, как туранская пустыня. Тэн И — а это был, конечно же, он — на сей раз пренебрег правилами любезного обхождения и хорошего тона, но положение обязывало не доверять никому, тем более какому-то незнакомому мужчине, забравшемуся откуда ни возьмись посреди бушующего моря в их лодку.

Жрец посмотрел на кхитайца внимательным и сочувствующим взглядом своих серо-синих глаз и отвечал:

— Вы поступили очень правильно, когда привязали бочонок и плотно его закупорили. Буря была такой, что не сделай вы так, у вас бы не осталось ни капли воды. Ныне тебе следует смешать воду с вином и напиться, после же, да будет всевидящий Митра свидетелем моим словам, я охотно отвечу тебе.

— Митра? — все еще недоверчиво и одновременно с облегчением переспросил Тэн И. — Ты исповедуешь митрианство, месьор?

— Да. Вы это так называете, — как-то странно согласился жрец. — Вот, кажется, пригодный для питья сосуд. Я нашел его среди ваших вещей. Позволь, я наполню его.

— Если тебе будет угодно. — Не вполне еще пришедший в себя кхитаец начинал понимать, что картина, представшая взору его, если выражаться осторожно, неправдоподобна. Пока жрец, кряхтя, помогая себе кинжалом, снимал с бочонка плотно пригнанную дубовую крышку, пока зачерпывал кружкой, принадлежавшей Хорсе, действительно чудом не потерянную воду, пока доставал из-за пазухи серебряную же флягу и доливал в воду густо-красного цвета крепкое вино, Тэн И напряженно искал непротиворечивое объяснение настоящего.

Но цепь его рассуждений неизменно с печальным звоном рассыпалась. Даже предположение о том, что все они мертвы и теперь очень своеобразно добираются к предвечному свету, не выдерживало опровергающих его доказательств. Ну зачем мертвому утолять жажду? И почему он так озяб, хотя солнце в зените? Разве мертвые мерзнут? Да и не хотелось ему ни к какому свету, а хотелось пить, есть, согреться и узнать поподробнее, как наискорейшим образом прибыть в Кордаву или Мессантию. Да хотя бы и к пиктам, но в обитаемый край. Все это были думы плотские и недостойные царства света.

А странный жрец уже держал перед Тэн И наполненную соблазнительным напитком кружку. Королевский слуга протянул руку, чтобы принять подношение, и тут взгляд его приковал амулет, висевший на цепи на широкой крепкой груди жреца. Это было солнечное колесо — круг с четырьмя спицами, образующими прямой крест. Несли это рукотворное солнце четыре крыла, прикрепленные к ободу колеса в местах, где спицы смыкались с ним, образуя, таким образом, продолжение спиц. По ободу и спицам вился орнамент из переплетающихся волнистых линий и листьев растения, больше всего похожего на папоротник. Символ был, без сомнения, митрианский, но непривычный. Кхитайца не оставляла мысль, что где-то он все же видел нечто подобное или, по крайней мере, слышал о таком.

— Ты хочешь что-то узнать или вспомнить? — сочувственно глядя на кхитайца, поинтересовался жрец. — Испей сначала, после же спрашивай.