Коронатор

Барону удалось вывести ее на галерею с большими готическими окнами от пола до потолка. Здесь собралось блестящее общество – молодые рыцари и сквайры с локонами до плеч, дамы в расшитых цветами платьях, молоденькие пажи в двухцветных узких трико, даже несколько пожилых матрон восседали в стороне, держа на коленях вышивание. Как только принцесса вошла, все поднялись, приветствуя ее, и Анне пришлось улыбаться, чтобы, как и советовал Стэнли, никто не заподозрил, насколько она обеспокоена судьбой отца. Это было нестерпимо, но Стэнли шептал на ухо что-то ободряющее, и она лишь гордо вскинула голову, когда он, держа ее за самые кончики пальцев, провел через всю галерею и усадил в стоящее под балдахином кресло. Анна уже заметила, что присутствие веселого и оживленного барона придает ей сил и уверенности, и хотя ей не приходилось поверять ему свои тайны, именно он внушал ей наибольшее доверие. Поэтому, когда Стэнли, оставив ее, поспешил к сидевшей у окна красивой даме с лебединой шеей, и с самым смиренным видом принялся изучать узор на ее пяльцах, Анна на мгновение почувствовала досаду и позавидовала Маргарите Бофор.

Вздохнув, Анна обратилась к придворным:

– Что вы притихли? Я слышала – перед моим приходом здесь было весело.

Один из щеголей отвесил поклон.

– Просто эта юная леди, Бланш Уэд, распевала прелестные песенки.

– С ней никогда не бывает скучно, верно, мой соловей? Порадуй же свою принцессу, Бланш.

Бланш Уэд догнала кортеж принцессы и короля перед самым Лондоном. И к своему удивлению, Анна обнаружила, что соскучилась по этой легкомысленной певунье. Что и говорить, Бланш ей нравилась, и ей хотелось, чтобы подозрения, которые возникли у нее в Кентербери, оказались простым недоразумением.

Сейчас Бланш ответила принцессе улыбкой и, грациозно отбросив шлейф, присела на низкий бархатный табурет, приняв из рук пажа украшенную перламутром лютню. Она осторожно тронула струны и обратилась к принцессе:

– Пусть ваше высочество простит меня, но этой песне научил меня один трубадур, когда я ездила поклониться гробнице Святого Августина. Так что, если она окажется несколько легкомысленной, имейте в виду, что я еще в порту Форвич обзавелась индульгенцией, отпускающей мне этот грех.

Анна, почти не слушая, кивнула, и Бланш запела:

Смиренно жил в густом лесуОтшельник, стар и сед.Явился как-то черт к нему,

Когда тот сел за свой обед.Лукавый ловок и хитер —Он хлеба вид принял.Отшельник был благочестивИ хлеба есть не стал.Он глотку глиной залепил —

И тем он черта посрамил.

Анна сидела, облокотясь на спинку кресла, и, глядя на блестящую толпу молодежи, думала, что если завтра вместо нее здесь окажется королева Элизабет, то вряд ли что-нибудь изменится. Эти прелестные существа готовы восхвалять кого угодно, лишь бы оставаться в милости у сильных мира сего. Взять хотя бы ту же Бланш. Все знают, что она фаворитка принцессы Уэльской, но ведь она состояла и при дворе Элизабет Вудвиль и, возможно, пользовалась там не меньшей популярностью. Жаль, что Анна никогда не интересовалась прошлым Бланш.

Фрейлина между тем продолжала:

Спешит в досаде сатанаК святому, что из дальних скал.А тот ни хлеба, ни винаОт века не употреблял,

И жил лишь воздухом одним.Но черт вид воздуха принял.Отшельник был благочестив —Дышать он вовсе перестал.Он ноздри глиной залепил —И тем он черта посрамил.

Вокруг послышались смешки. Анна увидела, как славящаяся своим неприступным благочестием леди Бофор оторвала глаза от рукоделия и кусает губы, чтобы не рассмеяться. Наверное, неплохо быть такой привлекательной вдовушкой и иметь поклонником барона Стэнли. Тот в это время стоял, касаясь подлокотника кресла своей дамы и не спуская с нее нежного взора. Анна про себя фыркнула – влюбленный Стэнли выглядел довольно уныло в присутствии предмета своей страсти – куда подевались живость и обаяние барона, которые так нравились Анне? Леди же Маргарита рядом с ним казалась веселой и такой молодой, что с трудом верилось в то, что сидящий неподалеку со скучающим видом рослый юноша – ее сын. Анне не нравился этот Генрих Тюдор. Он был еще мальчишкой, с едва пробивающимся пушком на губе и пустыми серыми глазами, однако пытался держаться как высокородный вельможа, степенный и полный достоинства. Он не смеялся даже тогда, когда все вокруг веселились. Впрочем, он напрасно так кичился своим высоким происхождением, ибо его родословная брала начало от незаконной связи одного из Плантагенетов.

А Бланш пела: