Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау

Ее сестре Астрид – мы едва знаем эту малышку – повезло не больше. В 1951-м на молитве в церкви в Сан-Хуане, где она жила с тетей и дядей, по проходу порхнула шальная пуля и вонзилась ей прямо в затылок, убив девочку на месте. Никто не видел, откуда стреляли. Никто даже не слышал выстрела.

Из семейного квартета Абеляр прожил дольше всех. Какая ирония, если учесть, что все в его окружении, включая Ла Инку, поверили властям, когда те объявили о его смерти в 1953-м. (Зачем они это сделали? Затем.) И лишь когда он действительно умер, выяснилось, что все это время он находился в тюрьме Нигуа. Отсидел четырнадцать лет в системе исправительных наказаний Трухильо. Истинный кошмар.[99] Много чего мог бы я порассказать о тюремном сроке Абеляра – тысячу историй, что выжали бы сольцы из ваших ясных глаз, – но я пожалею вас и опущу муки, пытки, одиночество и тоску этих четырнадцати никчемных лет, опущу события и познакомлю вас только с последствиями (и вы будете вправе задаться вопросом, точно ли я вас пожалел).

В 1960-м, на пике подпольного движения сопротивления Трухильо, Абеляра подвергли особенно мучительной процедуре. Его приковали к стулу, выставили под палящее солнце, а затем обвязали ему лоб мокрой веревкой. Это называлось «корона», простенькая, но очень эффективная пытка. Сначала веревка всего лишь обтягивает ваш череп, но, высыхая на солнце, она сжимается, и боль становится невыносимой, способной свести с ума. Среди узников Трухильо мало какая пытка вызывала больший страх. Поскольку она не убивала вас, но и не оставляла живым. Абеляр выстоял, но прежним он уже никогда не был. Превратился в овощ. Гордое пламя его интеллекта угасло. Всю свою оставшуюся короткую жизнь он просуществовал в идиотическом ступоре, но кое-кто из заключенных вспоминал, что порой его взгляд прояснялся – когда он вдруг выпрямлялся на полевых работах, смотрел на свои руки и плакал, словно припоминая те времена, когда он столь многое умел делать этими руками. Находились зэки, что из уважения продолжали называть его Эль Доктор. Говорят, он умер за несколько дней до убийства Трухильо. Похоронен в безвестной могиле где-то неподалеку от Нигуа. Оскар побывал там в конце своих дней. Ничего примечательного не увидел. Обычное заброшенное поле, каких полно в Санто-Доминго. Он зажег свечи, положил цветы, прочел молитву и вернулся в отель. Предполагалось, что власти установят плиту в память о мертвецах тюрьмы Нигуа, но так и не установили.

Третья, и последняя, дочь

А как насчет третьей и последней дочери, Ипатии Бели́сии Кабраль, которой было всего два месяца, когда ее мать умерла, которая никогда не видела своего отца, а сестры нянчили ее очень недолго, чтобы вскоре тоже исчезнуть, которая не провела и секунды под крышей Каса Атуэй и была в буквальном смысле дитя Апокалипсиса? Как насчет нее? В отличие от Астрид и Джеки пристроить ее оказалось непросто: она была совсем младенцем, и, как поговаривали вокруг, кто возьмет в дом столь чернявую девочку? Только не родня Абеляра. Проблема усугублялась тем, что она родилась бакини́ – болезненным заморышем. Ей было трудно кричать, за ней было трудно ухаживать, и никто не желал поселять в своем доме столь темнокожего ребенка. Знаю, на подобные обвинения наложено табу, но я сомневаюсь, что кто-либо из родственников хотел, чтобы она выжила. Некоторое время она болталась между жизнью и смертью, и если бы не доброе сердце чернокожей женщины Сойлы, поделившей свое грудное молоко между нею и собственным младенцем и часами носившей ее на руках, она бы вряд ли выкарабкалась. К пятому месяцу девочка, похоже, сделала выбор в пользу жизни. Она все еще была бакини

, но начала набирать вес, а ее крик, что прежде напоминал замогильный ропот, становился все более и более пронзительным. Сойла (ее ангел-хранитель во плоти) погладила малышку по пятнистой головенке и объявила: еще полгода, ми хита, девчушка моя, и ты будешь мас фуертэ ке, крепче Лилиса (имея в виду прошловекового «народного» президента Улиса Эро).