Пять месяцев после суда Хачатуров еще находится в тюрьме (дело его кочует по разным юридическим инстанциям). Наконец дело принимает к своему производству старший следователь Сочинской прокуратуры С. В. Перепелицын. Задача у следователя одна: всеми правдами и неправдами затянуть дело. Любой ценой. Настолько, насколько это возможно. Перепелицын меняет Хачатурову меру пресечения и дело против него приостанавливает. Почему? Хачатуров, мол, болен, и «ему требуется клиническое лечение». Ни о каком «клиническом лечении» врачи речи не ведут, но раз следствию нужно, чтобы Хачатуров лечился, значит, пусть лечится.
Выделяется в отдельное производство дело о применении к Дукояну служебной собаки. Не для того, понятно, чтобы делу этому дать ход, а для того, наоборот, чтобы хода ему не давать. Бумага подписана, пронумерована и подшита в папку. Все, с концами. Здесь она и погибнет. (Метод «концы в воду».)
Изучив все материалы, прокурор следственного Управления Прокуратуры РСФСР Г. В. Андреевский дело против Р. И. Хачатурова прекратил. Установлено: Р. И. Хачатуров не виноват.
В прокуратуре Краснодарского края состоялось заседание коллегии. Прокурор края Б. И. Рыбников подписал приказ: «Старший следователь Нунаев Х. А. ...допустил грубейшие нарушения закона, фальсифицировал документы... Нунаеву Х. А. объявить строгий выговор».
Понимать это следует, видимо, так: юрист Нунаев, изобличая преступника, ошибся, нарушил и за это получил взыскание. Что еще надо? А у меня вопрос: кто же все-таки здесь, в этой истории, был юрист, а кто — преступник? Мне лично кажется, что юрист больше года провел в тюремной камере, а вот люди, отправившие его туда, действовали как настоящие преступники.
Сегодня следователь Х. А. Нунаев и прокурор В. С. Климов больше не работают. Состоялось оперативное совещание у заместителя прокурора республики И. С. Землянушина, признавшее необходимым наказать виновных по всей строгости.
Но я думаю сейчас о другом. Когда в газетах появляются статьи о загубленных человеческих судьбах, то авторы тех статей, ломясь в открытые двери, с болью вынуждены повторять давным-давно известные, прописные истины: судьба человека, привлеченного к уголовной ответственности, не может зависеть от личных качеств следователя, ведущего его дело; хорош или плох тот следователь, но соблюдение закона должно быть гарантировано всегда; способ для этого есть, в сущности, только один: создать четкий правовой механизм, который бы надежно исключал все и всякие лазейки перед нарушителями закона. О том, каким быть такому правовому механизму, тоже не умолкают сегодня споры в печати. И это вполне нормально, естественно: решать с кондачка тут нельзя никак, необходимо все тщательно взвесить, обдумать, обсудить, семь раз отмерить... Однако пока мы все это обсуждаем и отмериваем, не томится ли где-нибудь в тюремной камере другой такой же адвокат Хачатуров, дело которого ведет другой, тоже поднаторевший в своем «высоком» искусстве следователь Нунаев? И здесь когда-нибудь восторжествует полная справедливость? Замечательно! Только утешаться этим особенно легко нам, находящимся не по ту, а по эту сторону тюремного забора.
ПОВЕСТИ
ВСТРЕЧНАЯ ПОЛОСА
В доме Терехиных раньше всех поднимался сам Олег Олегович. Осторожно, на цыпочках, чтобы не разбудить жену, выходил в трусах на крыльцо. Сладко потягивался, секунду-другую любовался далекими, в лучах утреннего солнца вершинами гор. Из плетеной соломенной корзины доставал десятикилограммовую гирю и сперва правой, потом левой рукой несколько раз поднимал ее вверх над головой.
— Раз, два, три... — считал он. — Одиннадцать, двенадцать, тринадцать...
Опускал гирю в корзину. Бежал на месте, высоко поднимая колени и по всем правилам вдыхая носом, выдыхая ртом. Переходил на быстрый шаг. И долго, с наслаждением плескался под умывальником, напевая: «С чего начинается Родина...»
На крыльце появлялась жена Терехина, Екатерина Ивановна. Некоторое время она молча наблюдала за мужем, потом говорила:
— Васька-то снова всю ночь кашлял. Не бронхит ли?
— Да ну? — удивился Терехин. — А я и не слышал.
— А дом станут разбирать по кирпичику, услышишь? — интересовалась она.
— Это верно, — миролюбиво соглашался Терехин и входил в дом.
Васька, парень лет шести, лежал в кровати.
Другой сын, четырехлетний Максим, забравшись на подоконник, грыз яблоко.
Двухлетняя Таня сидела на горшке.
— Привет команде, — с порога здоровался Терехин.
Васька оборачивался к отцу и задумчиво спрашивал:
— Пап, а почему слоны мышей боятся?
— Кто тебе сказал? — удивлялся Терехин.
— Знаю.
— Они щекотки боятся... Мыши знаешь как щекочутся...
Терехин садился к сыну на постель.
— Взял бы да раздавил ее, — подумав немного, говорил Васька.
— Кого? Мышь? — удивлялся Терехин. — Нельзя!
— Почему?
— Закона такого нет, чтобы слонам давить мышей.
— А кошки же их едят?
— Правильно, — соглашался Терехин. — Потому что есть такой закон: кошкам питаться мышами... А ну-ка задери рубаху.