Коровы

— Отстойник находится в стороне от этого тракта, кормят там сносно, сена в достатке, но изгородь ограничивает свободу — не побежишь, не поскачешь, а это для лошади худшее наказание…

Тут одна из коров, стоявших за телками, корова пегой окраски, сказала, употребляя тоже проекционные звуки:

— Ей — не поскачешь, сена в достатке… Но там заставляют только стоять и не позволяют лежать, а этой кобыле что стоять, что лежать… Вы, телки, будущие коровы, представьте себе, что для коровы означает: только стоять…

— А за что мысли заразили тебя? — спросила Джума у этой пегой коровы.

— Я, вынырнув из проекционного мира, где сущностью с одной из своих потусторонних теней прослушала двадцать пять лекций по культуре общения между так называемыми полами мертворожденных теней, стала на память мычать эти лекции коровам-согуртницам, заинтересовавшимся этой темой, и все бы и ничего, пообсуждали, и все, но один бык, пасшийся неподалеку от нашего стада и краем уха услышавший то, о чем я мычала, вдруг подбежал, ударил меня рогами под зад и погнал, не давая мне передыху и поддевая рогами, в бесплодную местность, и, как оказалось в итоге, пригнал меня прямо к Загону для сумасшедших коров, проревев загонному Гуртоправу, что я нуждаюсь в серьезном поправлении мозгов. Гуртоправ, правда, выяснив все обстоятельства, не принял меня в Загон, сказав, что виною всему мой болтливый язык и что в сущность мою потусторонне искаженное не проникло, и поэтому для меня будет достаточно и отстойника.

— А я, — сказала черно-белая особь, входящая в эти восемь коров, отпущенных их отстойника, и решившая тоже, видимо, поделиться с телками опытом, — вернувшись из ниоткуда, попросила у своего Пастуха чашечку кофе…

— Ты, наверное, Зорька! — угадала Мария-Елизавета, — Пастух нам рассказывал про тебя! Ты желаешь чашечку кофе без сахара, покурить козью ножку, обдумать свое положение и определить, кто отец твоего ребенка… — И добавила как-то участливо: — Я была в таком состоянии в проекционной иллюзии, правда, вернувшись в реальность, сразу очухалась и не просила кофе и покурить…

— Я уже не хочу никакой чашечки кофе и не хочу покурить козу, — призналась корова Зорька, — а также обдумывать свое положение и определять отца своего ребенка, которого внутри меня как коровы, естественно, нет, но я мечтаю продолжить третий свой круг с тридцать шестого столба, на котором я ушла в проекционные ощущения и вернулась в ненадлежащем психологическом состоянии… Вот покаюсь в глупых желаниях, Гуртоправ определит мою искренность и отпустит меня из отстойника.

Телки поднялись уже на полсклона холма, когда снизу от них возникла какая-то суета, сопровождаемая недовольным мычаньем и блеяньем, и, вглядевшись в скопление скотины, увидели Иду, которая пробиралась наверх, бесцеремонно оттесняя коров и расталкивая коз и овец, и волокла за собой на веревке, привязанной к шее, Химеру номер четыре, тощая плоть которой тоже была опоясана этой веревкой вокруг живота и спины. Дотащив упирающуюся, злобно мычащую и хрипящую свою дочь до телок, Ида остановилась и, отдышавшись, поведала следующее: