Я уже отмечал, что осуждение, которое в прошлые века окружало грех колдовства, ныне выносится множеством умов теориям современной кибернетики. Не ошибусь, если скажу, что всего два столетия назад ученый, посмевший заявить, что он изобрел машину, способную обучаться играм или самовоспроизводиться, был бы вынужден надеть «санбенито», одеяние жертв инквизиции, а потом его передали бы светским властям — с наказом «не проливать кровь», то есть сжечь[17]
. Так произошло бы наверняка, разве что он сумел бы убедить какого-нибудь высокого покровителя в своей способности превращать простые металлы в золото, подобно пражскому рабби Леву, утверждавшему, будто своими заклинаниями он вдохнул жизнь в глиняного голема, и убедившему в этом императора Рудольфа[18]. Даже сегодня, случись некоему изобретателю доказать какой-либо компании по производству вычислительных машин, что его магия может им пригодиться, этот человек до Судного дня мог бы заниматься своей черной магией без малейшего риска для себя.Что такое колдовство и почему оно осуждалось как грех? Почему вызывал такое неодобрение глупый маскарад черной мессы?
Следует оценивать ритуал черной мессы с точки зрения ортодоксального верующего. Для остальных это совершенно бессмысленная и непристойная церемония. Но те, кто в ней участвует, на самом деле куда ближе к ортодоксии, нежели осознает большинство из нас. Главным элементом черной мессы является привычный христианский догмат, согласно которому священник творит истинное чудо, а хлеб и вино причастия становятся плотью и кровью Христовой.
Ортодоксальный христианин и колдун согласны в том, что, едва состоялось чудо пресуществления, осененные Божеством Святые дары способны творить дальнейшие чудеса. Еще они согласны в том, что чудо пресуществления под силу только священнослужителю, должным образом рукоположенному. Вдобавок они согласны в том, что такой священник впредь не лишается своих чудотворных сил (а если его отрешат от сана, он творит чудеса под страхом вечного проклятия).
С учетом изложенных постулатов можно посчитать совершенно естественным то обстоятельство, что некоей живой душе, проклятой, но гениальной, пришла на ум идея завладеть Святыми дарами и употребить их силы к собственной выгоде. Именно тут, а вовсе не в кощунственных оргиях, заключается главный грех черной мессы. Магия Святых даров благотворна по самой своей природе, а стремление извратить ее суть и воспользоваться ею на что-то иное, кроме вящей славы Господней, есть смертный грех.
Этот грех Библия приписывает Симону-волхву, который торговался с апостолами, рассчитывая купить чудотворные способности, и был обличен и осужден святым Петром[19]
. Легко вообразить замешательство и огорчение этого бедняги, когда он узнал, что чудотворные способности не продаются, а Петр отказался принять сделку, которую сам Симон считал честной, приемлемой и вполне естественной. С подобным отношением сталкиваются многие из нас, отказываясь торговать своими изобретениями за весьма щедрую цену, которую выставляют капитаны современной индустрии.Как бы то ни было, христианство всегда признавало грехом симонию, то есть куплю и продажу церковных должностей и чудотворных сил, которые этим должностям приписывались. Данте вообще полагал этот грех одним из тягчайших и обрек на пребывание на дне своего Ада некоторых погрязших в симонии современников[20]
. Впрочем, симония была великим соблазном той чрезвычайно «воцерковленной» эпохи, в которую жил Данте, и очевидно искоренена в куда более рационалистическом и рациональном мире наших дней.Искоренена! Искоренена… Искоренена ли?.. Возможно, силы «машинного века» нельзя считать по-настоящему сверхъестественными, но, как представляется, они воспринимаются как лежащие за пределами постижения простого смертного, как не соответствующие естественному порядку вещей. Быть может, мы больше не чувствуем себя обязанными посвящать эти великие силы вящей славе Божьей, однако нам до сих пор видится неприемлемым обращать их на достижение суетных или корыстных целей. Это грех, суть которого состоит в использовании магических сил современной автоматизации ради собственной выгоды или ради того, чтобы обречь мир на апокалиптические ужасы ядерной войны. Если этому пороку требуется имя, этим именем будет симония — или колдовство.
Не важно, верим мы в Бога и в Его вящую славу — нам попросту не все на этом свете дозволено. Вопреки усилиям покойного мистера Адольфа Гитлера, мы еще не достигли той вершины надменного морального безразличия, с которой способны отрешиться от добра и зла. Пока мы сохраняем хотя бы крупицу умения ощущать моральную дискриминацию, применение великих сил ради простых целей будет морально равнозначным колдовству и симонии.