Корректировщик

Торжественное построение — в девять утра. Мероприятие плавно переходит в небольшой концерт с участием старшекурсников. Дальше — классный час. А завершает программу масштабная презентация клубов и объединений «Заратустры». Я слышал, что вступить в один из кружков придется — таковы школьные правила. И это мне не по нутру. Начну с того, что я — взрослый мужик, давно отучившийся в своем мире, сдавший свои экзамены и благополучно забывший про учебники, тетради и дневники. А тут еще клубы с объединениями.

Ближайшие три года меня ужасают.

Сидеть за партой, слушая прописные истины, считать время до звонка, делать уроки, осаживать местных хулиганов, завоевывать авторитет. Общаться с людьми, которые в большинстве случаев глупее. Я выгляжу, как их сверстник, но между нами — бездна. Разница поколений, и всё такое. А ведь я буду проводить в «Заратустре» большую часть дня. Шесть, семь, а иногда и восемь часов. Плюс обязательный кружок.

Утро начинается с полигона.

Полусонные, мы с Катей взбадриваемся пробежкой, обмениваемся огненными ударами, развиваем защиту, прогоняем ката на тонфах. Катя оказалась дисциплинированной ученицей — выучила всё, что я показал накануне.

— Встретимся на линейке, — сказал я, трамбуя тонфы в рюкзак.

— Конечно, — улыбается она.

Сыроежкин впервые за неделю проснулся в шесть. Когда я уходил на полигон, сосед ворочался в постели и недовольно бурчал. Переступив порог комнаты, я был приятно удивлен. Шмотки убраны, постель заправлена, окно на проветривании. Виталик успел принять душ и теперь хозяйничает на кухне, готовит нам завтрак. Сегодня его дежурство, и чувак неплохо справляется.

Ах, да.

Забыл рассказать.

Вчера к нам в блок заселились старшекурсники. Двое парней лет восемнадцати. Второй курс, насколько я понял. Или третий. Подселенцы заняли шестьдесят первую комнату. Вот поэтому мы и не открываем без лишней надобности балконную дверь. Пока не познакомимся с этими персонажами поближе, стоит соблюдать разумную осторожность.

На кухне вдруг стало тесно.

Холодильник наполнился чужими продуктами.

Когда я зашел, влекомый ароматами готовящейся еды, Сыроежкин трепался с волосатым костлявым пареньком, что-то помешивающим в кастрюле на плите. Виталик жарил яичницу с ветчиной — я не знаю, как горе-повара ухитрялись друг другу не мешать.

— Знакомься, — обратился ко мне сосед. — Это Паша.

Жму протянутую руку.

— Кен.

Парень, вроде, адекватный.

— Кореец?

Закатываю глаза.

Еще один.

— Японец, — вмешался Сыроежкин. — Он из Токио по программе обмена.

— Понятно, — улыбается парень. — Извиняй, брат.

Хмыкаю:

— Я привык, не парься.

Ты еще не в теме, что я простолюдин, к которому докопались каратели. Посмотрим, как этот простой факт повлияет на добрососедские отношения.

Бодрость от тренировки начинает проходить.

— Виталик, свари кофе.

— Сейчас-сейчас, — сосед раскладывает яичницу по тарелкам. — Не всё сразу.

Второго подселенца, как выяснилось, зовут Никитой. Он пару раз заходил на кухню, помахал нам рукой и тут же скрылся с горизонта. Замкнутый парень, себе на уме. Паша сказал, что Никита учится на третьем курсе и готовится к поступлению в Некроситет. Очень серьезно готовится — и зимой и летом. Постоянно в учебниках, платит репетиторам, ни на что не отвлекается.

Позавтракали у себя в комнате.

В Четырех Столпах каждая школа организовывала собственную линейку. Поэтому никакой торжественной части перед административным зданием не было. А вот машины родителей, родственников, друзей и знакомых учеников забили всю территорию кампуса. Я сразу отметил прямую зависимость: чем выше статус гостя, тем изощреннее хамская парковка. Два колеса на пешеходном тротуаре — это мейнстрим. Пробираясь к школе, мы с Сыроежкиным огибали люксовые тачки, застывшие поперек парковых дорожек и «зебр». Дверцы у некоторых машин были распахнуты настежь, из салонов доносилась громкая музыка. Боги, почему я в Питере с таким встречался крайне редко? Люди там ведут себя гораздо сдержаннее и воспитаннее. При большем спектре возможностей…

У самой школы нас догнала Катя.

— Привет, Виталик.

У Сыроежкина глаза на лоб полезли. От двух вещей. Во-первых, Катя с ним раньше не общалась, игнорируя все неуклюжие попытки съема. Во-вторых, женская версия школьной формы смотрелась на Екатерине превосходно. Приталенный двубортный пиджак — удлиненный, с двумя рядами пуговиц, карманами на бедрах и эмблемой школы на груди. Строгие брюки и черные лакированные туфли. Открытый ворот пиджака демонстрировал черно-серый галстук и белую рубашку. Ее форма, как и наша, была пошита из терморегуляционной ткани, поэтому жара не чувствовалась. А день сегодня выдался ясный.

— Привет.

На обширном пространстве перед школой собралась тьма народу. Все нарядные, улыбчивые, хорошо отдохнувшие на каникулах и довольные жизнью. Элита, одним словом.

— Идемте, — осматриваю толпу. — Надо отыскать наш класс.

Ученики выстраивались по периметру условного квадрата. Кто-то из завучей орал в мегафон, тщетно пытаясь навести порядок в этом хаосе.

— Первый курс, давайте активнее!