Коррида

В тот же самый миг ограда рядом с Пардальяном рухнула под бурным натиском полусотни дворян и тех, кто притворялся чернорабочими; они давно ждали нужной минуты и тотчас же заполнили арену, окружив Тореро со всех сторон; они якобы желали выразить свой восторг по поводу его победы, а на самом деле собирались заслонить его своими телами.

И в этот же момент солдаты, толпившиеся в круговом коридоре, покинули свое укрытие, вышли на арену и выстроились длинными колоннами; фитили их аркебуз были запалены, они были готовы выстрелить в тесные ряды черни, ошеломленной этим неожиданным маневром.

И тут же навстречу Тореро направился офицер во главе отряда из двадцати солдат.

Но Тореро обступили со всех сторон люди, которые только что повалили ограду; они, не обращая внимания на его яростное сопротивление, — он все еще не понимал, что происходит, — увлекали его совсем не туда, куда он намеревался идти.

И вскоре офицер, полагавший, что будет иметь дело с одним-единственным человеком — тем самым, кого ему было поручено арестовать, офицер, считавший несколько смешным, что его заставили взять с собой двадцать вооруженных людей, начал понимать, что это поручение вовсе не из легких, и теперь не знал, как ему с его двумя десятками солдат управиться с отрядом, вдвое превосходящим по численности его собственный.

Видя, что человек, которого ему велели арестовать, вот-вот ускользнет от него, офицер, бледный от ярости, растерянный оттого, что никак не мог сообразить, к какому средству ему прибегнуть, чтобы успешно выполнить поручение, и все еще уверенный, что все, подобно ему, должны с почтением относиться к власти, коей представителем он является, закричал зычным голосом:

— Именем короля!.. Арестовать!

Он простодушно полагал, что после этих слов все само собой уладится и ему останется лишь протянуть руку, чтобы заполучить своего пленника.

К несчастью для него, люди, готовые принести себя в жертву, не испытывали особого уважения к власти. Они не только не подчинились грубому окрику офицера, который от отчаяния уже начал выдирать волоски из своих седеющих усов, но еще и воскликнули во весь голос — так, что их услышал даже Филипп, до сих пор невозмутимо наблюдавший за этой сценой, — услышал и вздрогнул, как от пощечины:

— Да здравствует дон Карлос!

Этот крик, которого никто не ожидал, ошеломил людей короля и поверг их в сильнейшую растерянность.

И тут же тысячи глоток завопили, словно по команде, поразительные слова:

— Да здравствует король Карлос! Да здравствует наш король!

Поначалу те, кто ни о чем не знал, переглядывались с такой же растерянностью и с таким же изумлением, что и знатные сеньоры, однако известие о готовящемся аресте Тореро, переходя из уст в уста, разлетелось по площади с молниеносной быстротой. Но вот Карлос — что это был за король Карлос, которого приветствовали дружными криками? И люди объясняли: Карлос — это и есть Тореро.

Да, Тореро, кумир андалузцев, был родным сыном короля Филиппа, преследовавшего его своей ненавистью. Ну же, одно только усилие — и короля-святошу вместе со всеми его монахами сметет, будто соломинку в бурю, и у нас, наконец, будет добрый король: раз он жил и страдал среди народа, он сумеет понять его нужды, проникнется его горестями, будет сочувствовать ему и, более того, сможет облегчить его муки.

Все то, что мы объясняем так долго, толпа осознала в неуловимую долю секунды. Отдадим должное этим простолюдинам: большая часть их слышала и понимала только одно — кто-то хотел арестовать Тореро, их божество!

То, что он был сыном Филиппа, то, что из него хотели сделать нового короля, не имело для них никакого значения. Для них он был Тореро — и этим все было сказано.

Ах так, его хотят арестовать! Ну что ж, клянусь кровью Христовой! Сейчас мы покажем, что за люди андалузцы и можно ли у них безнаказанно отнимать их кумира!

Предсказания герцога Кастраны сбывались. Все эти люди — буржуа, простолюдины, кабальеро, пришедшие сюда из любви к корриде и минуту назад ведать не ведавшие о том, что здесь замышлялось, вдруг словно обезумели и мгновенно превратились в бойцов, готовых пролить свою кровь, защищая Тореро.

Как по мановению волшебной палочки, появилось оружие. Кто его принес? Кто раздавал? Этого никто не знал, да никого это и не интересовало. Просто те, у кого его не было, вдруг обнаружили в своей руке кто нож, кто кинжал, кто стилет, кто заряженный пистолет — и никто не мог сказать, как это произошло.

В то же самое мгновение толпа, подобно сокрушительному горному селю, ринулась к ограде, сломала, вырвала, разметала ее — и очутилась лицом к лицу с войсками, бесстрастно на все взиравшими.

Старый офицер, командовавший частью королевских войск, на миг ощутил прилив жалости — он понимал, сколь неравной будет готовая вот-вот начаться битва.

— Всем стоять на месте, не двигаться, — закричал он громовым голосом, — или я дам приказ стрелять!

Чей-то решительный голос, уловив в едва заметную долю секунды, что толпа колеблется, крикнул в ответ:

— Стреляйте! Но потом у вас не останется времени, чтобы перезарядить аркебузы!