Коррида

Понемногу волнение в ее душе улеглось, черты лица стали жесткими — именно это и заставило Пардальяна подумать: «в ней вновь просыпаете тигрица», — затем разум одержал верх над чувствами, и лицо ее, наконец, вновь обрело то необычайное спокойствие, что делало ее столь величественной.

Фауста сделала два шага назад, словно давая понять, что участь шевалье решена бесповоротно, и необычайно мягким, приглушенным, будто издалека доносящимся голосом произнесла лишь:

— Прощай, Пардальян!

И опять Пардальян удивился — он ожидал услышать совсем иные слова.

Но он не принадлежал к числу людей, у кого можно выбить почву из-под ног таким пустяком.

— Не прощайте, — усмехнулся он, — а до свидания.

Она отрицательно покачала головой и повторила с той же невыразимой нежностью:

— Прощай!

— Понимаю вас, сударыня, но, черт подери, меня не так-то легко убить. Вам это должно быть хорошо известно. Вы хотели меня убить уж не знаю сколько раз — я не подсчитывал, это было бы долго и нудно, — и тем не менее я все еще жив и здоров, хотя, признаю, положение у меня сейчас не из завидных.

Она вновь упрямо покачала головой и повторила в третий раз:

— Прощай! Ты меня больше не увидишь!

Ужасная мысль пронеслась в мозгу Пардальяна, заставив его содрогнуться:

«Ого! Она сказала: „Ты меня больше не увидишь“. Неужели, будучи не в силах убить меня, это чудовище в женском обличье задумало ослепить меня? Клянусь породившим ее адом, это было бы слишком гнусно!»

Фауста продолжала, и голос ее был по-прежнему печален и доносился будто издалека:

— Вернее, — я плохо выразила свою мысль, — ты, может быть, еще и увидишь меня, Пардальян, но ты не узнаешь меня.

«Ну и ну! — подумал шевалье. — Что значит новая загадка? Я увижу ее — стало быть, у маня есть шансы выжить и не быть ослепленным вопреки тому, чего я опасался секунду назад. Отлично! Дела мои не так плохи, как я поначалу думал. Но я ее не узнаю. Что это значит: „Ты меня не узнаешь“? Какая угроза кроется за этими, казалось бы, мало что значащими словами? Ну, так или иначе, поживем — увидим».

Вслух же он произнес с самой любезной улыбкой:

— Надо полагать, вы, в таком случае, сделаетесь совсем неузнаваемой! А может, вы станете просто женщиной, как и остальные… хоть чуть-чуть добрей и сердечней. Если это и впрямь случится, то тогда вы, конечно, изменитесь столь сильно, что я вас не узнаю.

Фауста быстро взглянула ему прямо в глаза. Шевалье выдержал этот взгляд с тем насмешливым простодушием, что было ему присуще. Поняла ли она, что последнее слово никогда не останется за ней? Устала ли она от жестокой битвы, происходившей в ее душе? Во всяком случае, она лишь кивнула и вернулась на свое место подле Эспинозы; тот присутствовал при этой сцене безмолвный и бесстрастный.

— Отправьте пленника в монастырь Святого Павла, — приказал великий инквизитор.

— До свидания, принцесса! — крикнул Пардальян, и его увлекли прочь.

Глава 13

ЛЮБОВЬ ЧИКО

Монастырь Святого Павла (он уже давным-давно не существует), куда Эспиноза приказал отправить Пардальяна, находился рядом с площадью Святого Франциска; вернее сказать, он выходил прямо на площадь.

В иные времена Пардальян и его эскорт очутились бы там, так сказать, в мгновение ока. Но не надо забывать: в данный момент на площади продолжалось сражение, и такой дальновидный и методичный человек, как Эспиноза, не мог допустить столь грубой ошибки и в подобных обстоятельствах приказать открыто провести пленника через площадь.

Пардальян был окружен двумя ротами аркебузиров. Конечно же, шевалье, связанный с ног до головы, не внушал опасений великому инквизитору. Но если вспомнить, что пленнику и его эскорту, возможно, пришлось бы миновать самую гущу битвы, то эти меры, которые еще несколько часов назад вызвали бы смех, становились просто необходимыми. В сумятице схватки пленник мог получить смертельный удар, а мы знаем, что Эспиноза заботился прежде всего о том, чтобы он остался в живых. Пардальяна также, приняв за своего, могли освободить мятежники, что было бы еще хуже. Таким образом, необходимость солидного эскорта оказалась вполне оправданной.

В довершение ко всему, командующий эскортом повел свой отряд бесконечным кружным путем через маленькие улочки, прилегающие к площади, тщательно избегая всех тех мест, где кипела схватка. Кроме того, шевалье, чьи движения стесняли слишком туго стянутые веревки, мог продвигаться лишь мелкими шажками, и поэтому понадобилось не менее часа, чтобы добраться до того самого монастыря Святого Павла, куда можно было дойти за каких-нибудь несколько минут.

Что касается бунта, то приходится признать: очень скоро он превратился в жалкую потасовку и был подавлен с той чудовищной жестокостью, которую умел демонстрировать Филипп II, когда он был уверен, что одержит верх.