Корсар

— Это совсем несложно устроить, хотя мне бы хотелось избежать такого финала.

Перед Фионой сидел монстр, и она решила ему об этом напомнить.

— Вашего настоящего имени никто не знает. Все зовут вас Сулейман аль-Джама. Вы стремитесь уничтожить Израиль и Соединенные Штаты, а еще основать мусульманское государство, которое протянется от Афганистана до Марокко. Сами вы станете в нем… кем? Султаном?

— Не знаю, какой будет титул, — ответил аль-Джама. — «Султан» звучит неплохо, но налицо и негативный подтекст: гаремы, дворцовые интриги и все такое.

Аль-Джама поднялся и налил себе чаю из медного чайника у жаровни. Двигался он бесшумно, стремительно и грациозно, словно хищник. Фионе он чаю не предложил.

Теперь, когда злодей стоял, стало ясно: ростом он под метр восемьдесят. Толстые запястья выдавали недюжинную силу. Из-за неровного освещения и кружевной сетки Фиона не смогла как следует рассмотреть его лицо, только отметила, что глаза темные и глубоко посаженные.

— Ваш Иисус сказал: «Блаженны миротворцы».[10] Вы знаете, что в исламе есть пророк Иисус? Разумеется, не последний избранный, последний — Мухаммед, благословит его Аллах. Ваш же Христос почитается как великий просветитель.

— Все мы поклоняемся Богу Авраама и Исаака.

— Но вы не верите в его последнего избранного Пророка, в святые слова и в Коран, написанный Магометом.

— Я верую только в смерть и в воскрешение.

Аль-Джама промолчал, сдержав ядовитую реплику.

— Вернемся к изречению. Верите, что вы блаженны?

— Я стараюсь положить конец насилию. Блаженно само дело, а не его участники.

Аль-Джама кивнул.

— Достойный ответ. Но почему? Зачем вам мир?

— Что за вопрос?

Фиона невольно втянулась в спор. Она ожидала гневной тирады об ужасах западного мира, а не беседы на отвлеченную тему. Очевидно, современный аль-Джама получил превосходное образование. Как же он оправдает массовые убийства? Фиона видела пленки с бессвязными речами бен Ладена, читала расшифровки допросов из Гуантанамо и смотрела сотни видеообращений мусульманских мучеников. Теперь она захотела выяснить, чем выделяется этот человек, хотя заранее понимала: особого значения отличия не имеют.

— Мир — это стагнация, дражайшая госсекретарь, — продолжил аль-Джама. — В мирное время душа мужчины слабнет, а дух угасает. Лишь в столкновении проявляется воля Аллаха. Война — это храбрость и самопожертвование. Зачем нам мир? От него никакой пользы!

— Мир несет счастье и процветание.

— Это радости плоти, а не духа. Вся суть вашего мира — купить телевизор побольше да машину покрасивее.

— А ваша война несет боль и отчаяние, — возразила Фиона.

— Вот-вот, вы понимаете. Это уже духовное, а не телесное. Есть чувства, которые необходимо испытать каждому. Именно невзгоды, перенесенные вместе с братьями, делают нас ближе к Аллаху, а не ваша демократия, рок-музыка и порнофильмы. Все это лишь отвлекает от единственного смысла жизни, а живем мы для того, чтобы исполнять волю Аллаха.

— А кому известна эта воля? Откуда вам знать, что вы понимаете ее лучше других? Коран запрещает самоубийство, а вы послали юношу разбить самолет, полный людей!

— Он стал мучеником.

— Нет! — зло возразила Фиона. — Вы убедили мальчишку, что он станет мучеником, наплели про рай и семьдесят семь гурий. Только не говорите, что сами в это верите! Вы обычный головорез и боретесь за власть с другими головорезами, используя слепую веру.

Аль-Джама сложил руки на груди и захохотал, а потом вдруг перешел на английский:

— Браво, госпожа Катамора! Браво!

На лице женщины, скрытом от собеседника, мелькнуло удивление: ее озадачила резкая смена тона и языка.

— Вы отлично понимаете, что все борются за господство над миром. Сотни лет назад им владела Англия за счет превосходного флота. Сейчас — США за счет богатства и ядерного оружия. У Ближнего Востока нет ничего, кроме желания людей взрывать самих себя. Грубый способ, согласен. Но ответьте, сколько ваша страна потратила на внутреннюю безопасность с тех пор, как горстка людей с ножами из супермаркета уничтожила башни-близнецы? Сто миллиардов? Пятьсот?

Вообще-то около триллиона. Впрочем, госсекретарь не ответила. Все шло не так, как ей представлялось. Она ожидала, что аль-Джама станет в оправдание сыпать перевранными цитатами из Корана, а он открыто признал, что стремится к власти над миром.

— До одиннадцатого сентября пожертвовать собой был согласен один мусульманин из пятисот тысяч. После теракта число добровольцев удвоилось. Десять тысяч мужчин и женщин готовы участвовать в джихаде против Запада. Рассчитываете справиться с десятью тысячами смертников? В джихад верит тот парень, что разбил самолет, да бен Ладен в своей пакистанской норе, но они просто пешки. У нас сколько угодно потенциальных мучеников! Скоро начнутся спланированные теракты, и карта мира примет тот вид, о котором я всегда мечтал.

Аль-Джама говорил не как фанатик, а как президент корпорации, который составляет план развития бизнеса.

— В этом нет нужды! — Фиона уже не дерзила, а чуть не умоляла.