Корсар

— Понимаю, понимаю! Просто не нравится мне это… Неизвестных столько, что ничего не разберешь! То ли правительство покрывает боевиков, то ли чиновники ведут свою игру, то ли это обычные террористы, скорее всего, из организации аль-Джамы… Мы понятия не имеем, кто они и чего хотят, не знаем, жива ли Катамора… мы вообще ничего не знаем! Линк, Марк и Линда нашли вертолет, который вроде похож на тот, что сбил «боинг», но опять же, чей это вертолет? Плюс пропавшие археологи, которые то ли замешаны в этой истории, то ли нет, плюс ученый хмырь, утверждающий, что целая группа копалась фактически ради алиментов для его бывшей жены! Я ничего не упустил? Ах да, через два дня стартует крупнейшая мирная конференция со времен Кемп-Дэвида. Хуан не выходит на связь, я в полном замешательстве! Куча деталей, а головоломка не складывается.

Тут Эрик понял, в чем дело. Макс, в отличие от Кабрильо, не обладал задатками лидера. Дай Хэнли сложную техническую задачу — он не отступится, пока не найдет ответ; изложи план — исполнит все в точности. Сейчас требовалась инициативность, вот Хэнли и злился.

— Если бы решал я, — дипломатично начал Эрик, — то пока отправил бы Марка и других поближе к карьеру и базе террористов, чтобы они могли действовать по сигналу Хуана.

— А как же археологи и корабль аль-Джамы?

— Потом. Сейчас на первом месте наш командир, а на втором — госсекретарь Катамора.

У Макса зазвонил телефон. Вызывал дежурный офицер. Хэнли включил громкую связь.

— Хэнли.

— Макс, тут срочное сообщение от Оверхолта.

— Что еще?

— Вертолет, по описанию соответствующий тому, что забрал Кабрильо, недавно объявился на раскопках в Тунисе. Вооруженные люди похитили профессора Эмиля Бамфорда, местного чиновника и парнишку, который помогал в лагере по хозяйству, возможно его родственника.

Макс пристально посмотрел на Эрика.

— Археологи потом, говоришь?

Вахтенному он ответил:

— Понятно. Подтверди, что сообщение получено.

Положив трубку, Хэнли откинулся на спинку кресла.

— Вот еще непонятный кусок.

Тактичный Эрик не стал уточнять, что кусок, возможно, совсем от другой головоломки.

ГЛАВА 19

На милом личике решительность и восторг. Губы сжаты, глаза широко распахнуты, хоть хлорка и жжется, капельки воды алмазами блестят на длиннющих ресницах. Тело извивается, ноги бьют по воде, а надувные наплечники при каждом неловком гребке тыкаются в подбородок.

Алане кажется, что сердце сейчас не выдержит. Она в бассейне-лягушатнике во дворе у дома, потихоньку отступает, а Джош изо всех сил плывет к ней. Это их обычная игра: мальчик, когда устает, начинает обиженно хныкать, а когда добирается до материнских рук, сияет от гордости.

Она уже прижалась спиной к бортику. Джош совсем рядом, он торжествующе улыбается, понимая, что доплыл. Вдруг наплечники исчезают, голова уходит под воду. Алана пытается оттолкнуться от бортика, но ее кожа словно приклеилась к плитке.

Джош выныривает. Отплевывается, в глазах ужас, худенькое тельце содрогается от кашля, на губах пузыри — вода со слюной. «Мама!» — успевает позвать он, однако голова снова уходит под воду.

Алана тянется изо всех сил, не щадит ни мышц, ни суставов, но сына достать не может. Она с места не в состоянии сдвинуться! Кругом люди: одни загорают, другие сидят на бортиках и полощут ноги в прохладной воде. Она пытается их позвать — с губ не слетает ни звука. Ее беду никто не видит.

Джош слабеет. Его волосы колышутся на поверхности воды, словно щупальца морского чудовища, ручки сжимаются в кулачки, точно пытаясь за что-то ухватиться, но Алана не может ничего поделать. В бассейн бьет вода из насоса, и течение относит Джоша все дальше и дальше. Она тянется к сыну из последних сил, руки ноют, голова разрывается от дьявольской боли. Это наказание. Она плохая мать!

Ее сын умирает. Сама она тоже умрет.

Пусть!

В реальности получилось намного хуже.

Алана очнулась.

Голова болела от удара ливийского боевика, а руки ныли оттого, что пару минут назад ее выдернули из-за стойки, где она разливала по плошкам жидкую кашицу. Спину саднило: ливиец спешил и волок ее прямо по камням.

Другой охранник что-то крикнул тому, кто тащил Алану. Ливиец резко остановился, и она рухнула на землю, не обращая внимания на эмоциональную перепалку на арабском. Алана не шевелилась, надеясь, что про нее просто забудут.

Образ тонущего сына, нарисованный разыгравшейся фантазией, терзал измученное сердце. Вообще-то было Джошу уже одиннадцать, а не пять, как в ее кошмаре, и он превосходно плавал.

Охранники ссорились, пока не вмешался знакомый Алане старший надзиратель. Одно слово, и дебоширы притихли. Тащивший Алану пинком поднял ее на ноги и отвел обратно к подмосткам, где узникам раздавали пищу. Здесь работали только женщины, хотя в лагере держали в основном мужчин, исхудавших до такой степени, что щеки вваливались, а лохмотья висели, как на вешалках.

Алана не провела в лагере и недели, но успела выяснить: почти все узники томятся в плену уже давно. Выглядели они не лучше, чем заключенные нацистских концлагерей.

Она вернулась к раздаче. Дежурная что-то шепнула по-арабски.