— Маркиз, — сказала, наконец, м-сс Гоклей, — я почувствовала такую внезапную симпатию к вашей жене, что мне непременно хочется по-настоящему подружиться с ней. Я, кроме того, боюсь, что после вашего отъезда на войну она будет слишком скучать в одиночестве. И я надеюсь, что мои частые посещения ее развлекут немного. Если нужно, я продолжу стоянку моей яхты здесь — я не потерплю, чтобы такая прелестная и интересная женщина ожидала бы в тоске возвращения своего славного героя… А потом Франсуа Фельз, кажется, намерен написать с маркизы еще один портрет — в каком-то костюме, кажется… Я буду сопровождать его на сеансы, чтобы не оскорблять здешних обычаев. И только тогда покину Нагасаки, когда вы разобьете этих русских дикарей.
Маркиз Иорисака поклонился очень низко и хотел ответить, как вдруг дверь отворилась и впустила неожиданного посетителя. Это был японский морской офицер, в мундире, с ног до головы во всем сходный с маркизом Иорисака: тот же возраст, тот же чин, та же фигура. Разница была в подробности: маркиз Иорисака носил усы — по-европейски, вновь прибывший же был гладко выбрит.
Он вошел и прежде всего поклонился по-старинному: согнувшись вдвое и прикасаясь руками к коленям. Потом подошел к маркизу Иорисака и, отдав ему особенный поклон, произнес по-японски церемонное приветствие, на которое маркиз ответил с большим уважением.
Капитан Ферган приблизился к Жан-Франсуа Фельзу:
— Смотрите хорошенько, маэстро. Вот вам древняя Япония приносит свой привет…
Маркиз Иорисака взял своего гостя за руку и обратился к присутствующим:
— Имею честь представить вам моего благородного товарища, виконта Хирата Такамори, лейтенанта с «Никко«…Будьте добры извинить его: он ни по-французски, ни по-английски не говорит…
Все поклонились. Виконт Хирата еще раз согнул свою негибкую спину. Затем, сказав несколько любезных, но кратких слов маркизе Иорисака, которая выслушала их с большим почтением, он отвел маркиза в сторону, и у них завязался долгий и оживленный разговор.
— Я познакомился с виконтом Хирата во время последнего сражения, — объяснил Ферган Фельзу. — Это очень любопытный тип: он лет на сорок отстал от своего века. А, как вам известно, в Японии сорок лет стоят добрых четырехсот, как только зайдешь за революцию 1868 года. Виконт Хирата тоже сын даймио, как и наш хозяин. Но, в то время как Иорисака принадлежит к племени Шошу, родом с острова Гондо, Хирата принадлежит к племени Сатсума, с острова Киу-Шу. Это колоссальная разница. Шошу были некогда ученые, поэты и художники, тогда как Сатсума были только воины. Когда произошла эта знаменитая революция, которую японцы зовут Великая Перемена, Сатсума и Шошу взяли сторону Микадо против Шогуна. Победа привела их к собственному поражению в смысле своих феодальных прав, потому что Микадо, как только избавился от Шогуна, поторопился поскорее уничтожить кланы, даймио и их самураев. Шошу немедленно примирились с новым порядком вещей. Сатсума не хотели примиряться с ним. Родители маркиза Иорисака модернизировались в одно мгновение, а родители виконта Хирата на девять лет заперлись в своих берлогах в Кагошиме и только в феврале 1877 года вышли из них, чтобы броситься с мечами в руках против императорских войск, вслед за старым мятежником Саиго. Они были побеждены. И вся его родня перебита. Да, мсье Фельз, собственный отец вот этого офицера был убит в бою против ныне царствующего императора. И я полагаю, что виконт Хирата хранит в душе своей прежние чувства своих предков… Забавно то, что при этом — он превосходный офицер, хорошо знающий самые современные сооружения. На борту «Никко» он заведует электрическими машинами. И мало найдется европейских инженеров, равных ему…
В эту минуту маркиз Иорисака, который молча выслушивал японскую речь виконта Хирата Такамори, обернулся к своим гостям:
— Мой благородный товарищ сообщает мне, что нас обоих… — он поправился, взглянув на Фергана, — нас троих завтра вызывают в Сасебо.
Воцарилось внезапное молчание. Жан-Франсуа Фельз невольно поглядел на сидевших на диване. Маркиза Иорисака, вероятно, вздрогнула — потому что она отняла свои ручки у м-сс Гоклей.
Потом Герберт Ферган заговорил первым:
— Что я сейчас говорил вам по поводу Фукидида, мсье Фельз? Что бы со мной ни случилось в этом плавании, я, во всяком случае, буду очень рад разделить на «Никко» судьбу вот этого прекрасного произведения…
Он указал на портрет, о котором до сих пор м-сс Гоклей даже и не подумала. Когда ей таким образом напомнили действительный предлог ее визита, американка встала и подошла, чтобы рассмотреть изображение своей японской приятельницы.
Виконт Хирата, стоявший в нескольких шагах от картины, заметил ее. Его глаза быстро сравнили азиатское личико на полотне с лицом западной женщины, приблизившейся к нему. И он вполголоса произнес несколько японских слов, которые расслышал один капитан Ферган.
— Он высказал какое-нибудь артистическое суждение?.. — полюбопытствовал Фельз.