Корсар

От Людовика Бурбона, графа де Вермандуа, адмирала Франции, всем тем, кому сие предъявлено будет, здравствовать. Как данное нам королем повеление пещись о защите верных своих подданных и о безопасности морской торговли…

Потом, пропустив несколько строк:

…А по сему, дали мы Тома Трюбле, капитану легкого фрегата, именующегося «Горностай», в сто шестьдесят тонн или около того, с такой командой и столькими орудиями, снарядами, пороховыми и другими боевыми и жизненными припасами, какие для его снабжения понадобятся, власть и полномочие гоняться за пиратами, корсарами и другими бесписьменными людьми, а также за подданными Соединенных Провинций Нидерландов и другими врагами Королевства, их хватать и уводить в плен с их кораблями, оружием и прочим, что у них найдет, в каком бы месте их ни встретил…

Он остановился, чтобы поднять голову.

— Вот это хорошо!

Снова пропустил целый раздел и прочел дальше.

…С тем, чтобы упомянутый Тома Трюбле поднимал в бою только свой флаг, малуанский тож, голубой, пересеченный белым крестом, с серебряным шествующим горностаем на червленном поле в вольной части; а равно с тем, чтобы он исполнял сам и людей своих заставлял исполнять морские уставы и регламент его величества лета господня 1669…

Сворачиваемый пергамент зашуршал.

— Да, — сказал с довольным видом Тома, — мы по всем правилам корсары.

Луи Геноле, стоя на юте вблизи румпеля, отдавал приказания:

— Нижние паруса крепить! Марсовые наверх!

Его бретонский голос, сухой и в то же время певучий, далеко разносился и ясно был слышен вплоть до верхних брамселей.

— Изготовить якоря!

Вахтенные канониры побежали снять найтовы с якорного каната, тогда как люди наверху носились по пертам под нижними реями.

— Паруса на гитовы! Берегись концов!

На «Горностае» все маневры исполнялись с той скоростью и точностью, которая так восхищает на судах королевского флота.

— Вниз!

Марсовые кубарем слетели по вантам. Нижние паруса были убраны. Командир прошел по палубе до трапа, ведущего на ахтер-кастель, и снял шапку, чтобы доложить:

— Изготовились к отдаче якоря.

На что помощник ответил кивком головы. Его силуэт на юте с правого борта вырисовывался неподвижно и властно. Он был невысок и не очень широк в плечах, а его белые и гладкие щеки и его длинные волосы, совсем черные, походили на щеки и волосы девушки. Но твердый и проницательный взгляд всегда пламенных глаз отнимал всякую нежность у этого молодого лица с чистыми очертаниями.

* * *

Несколько позже, в то время, как «Горностай» огибал восточную оконечность Большого Порта, Тома Трюбле присоединился к своему помощнику на юте. И они казались рядом: один — тщедушным ребенком, другой — большим и сильным бойцом. На самом деле один стоил другого, и баковые, все очень послушные, почти робкие, хорошо это знали.

— По-моему, — сказал Трюбле, — здесь будет хорошая якорная стоянка. Луи, вели взять глубину.

Один из рулевых вытравил двенадцать сажен лотлиня и закричал:

— Пронесло!

— Не беда, — сказал Трюбле. — Вот недалеко стоит бриг на якоре. Луи, придержись немного.

Сейчас же Геноле привел к ветру.

— Брасонь назади! Полегоньку, под ветер руля!

Фрегат послушно повернул к земле. Скоро паруса начали полоскать. И лотовый, продолжавший с размаху кидать свой лот, закричал на этот раз:

— Достал дно! Десять сажен по левому борту, десять!

— На якорях, товсь! — скомандовал Тома Трюбле. И, повернувшись к помощнику:

— Ступай на бак, я сейчас прикажу отдать якорь, — сказал он.

Таков порядок, что помощник держится на носу, когда бросается якорь. Этот момент наступил.

Трюбле, оставшийся один, посмотрел на паруса. Фрегат шел под одними марселями и бизанью, имея уже малый ход. Трюбле, плюнув в воду, чтобы лучше убедиться, решился:

— Взять на гитовы все паруса! — закричал он.

Снова бросились молодцы. На светлой еловой палубе начался топот босых ног.

— Товсь! Убирай!

Все три марселя разом сложились, словно три пары крыльев.

— Пошел брасы! Спускайся!