Вместо оружия, на ремне, Рапира подвесил стальной прут чуть более метра в длину. С ним на боку, он прошелся по местному рынку, предлагая на продажу свою последнюю драгоценность, старясь показывать кроссовки молодым, голодным и самым отчаявшимся молодым людям. На его уловку клюнули сразу несколько парней, аккуратно проследовавшие за ним до его дома. Он намеренно запрашивал огромную цену за свой единственный товар, даже не собираясь его продавать. Но голодные и озлобленные люди, услышав, сколько стоит эта обувь, загорались алчностью и желанием легкой наживы, следуя за своей жертвой. Разумеется, никто не стал врываться в его дом, но стоило сумеркам накрыть город, как юношеские руки уже подтягивались на решетке окон, высматривая добычу. И они ее, разумеется, находили. Небольшой светильник слабо освещал гостиную, самое просторное помещение в доме, но достаточно, чтобы можно было рассмотреть белые и чистые, такие удобные с виду и такие дорогие, по словам владельца, кроссовки.
Первая попытка кражи произошла через небольшое оконце над входной дверью. Молодой человек просто стал ногой на ручку двери и, подтянувшись, влез в дом. Упав на пол, он минуту отдыхал. Сказывалось недоедание и нервное истощение, вогнавшее его в ступор. Убедившись, что его проникновение было незамечено, он на четвереньках подполз к кроссовкам и попытался снять их с тумбы. Но стальной прут, прошедший вскользь по предплечью отбросил его руку в сторону. Рапира стоял в проеме двери и рассматривал свою первую жертву. Лет восемнадцати, худощавый, слабый и бледный от страха, он не внушал никакого уважения к себе и казался неподходящим на роль уготованную учителем фехтования. Слишком слаб. Если его избить, он может просто умереть от побоев, а если его просто выгнать, то, скорее всего он пойдет к фанатикам, продавать себя в рабство, в обмен на кусок хлеба. Парень, все так же стоя на четырех конечностях, пополз к дверям, надеясь на милость хозяина дома, но жалость не входила в планы Рапиры. Укол в ребра перевернул беглеца на спину, а следующий короткий удар под колено, заставил его резко поджать ноги и сесть на пол. Шок от боли в ноге придал вору сил, резко встать и попытаться опять идти к дверям, но стальной прут настиг жертву, под второе колено, придав, потерявшему равновесие беглецу, ускорение и он влетел лицом в стену, рядом с дверным проемом. Рапира улыбался. Его тренерские навыки не подвели его. Жертва постепенно теряла самоконтроль. Обида, боль и унижение постепенно захватывали власть над разумом, заставив ослабевшее от голода и страха тело снова подняться на ноги и развернуться лицом к своей возможной смерти. Глаза юноши были пусты и не отражали ничего, ни страха, ни ненависти, ни жалости. Неудавшийся вор просто прыгнул вперед, выставив обе руки перед собой, с трудом выдавливая из легких воздух. Стальной прут ударил точно в центр груди, опрокидывая жертву и выбив из нее сознание. Он подходит, решил Рапира. Он сломлен и на данный момент чист, от всего чему его учила жизнь. Юноша действовал одними инстинктами, не осознавая, что и зачем он делает. А значит он чистая книга, в которую можно вложить знания и ту науку, которую ему готовил учитель.
Всю ночь юноша мучился в кошмарах, не приходя в сознание, а утром Рапира поставил в конце комнаты тарелку с пахнущим бульоном и положил кусок хлеба. Пленник не смог самостоятельно встать на ноги. Его тело было истощено, а помогать ему никто не собирался.
– Все еще хочешь жить?– Голос Рапиры звучал мелодично и вежливо.
Юноша не ответил, он все время переводил взгляд то на тарелку с едой, то на своего тюремщика, полностью владеющего его судьбой и жизнью. Голод заставил его вытянуть руки вперед, как будто он пытался дотянуться до еды через всю комнату, а в его глазах читался настоящий ужас, что это всего лишь издевка над жертвой и еду сейчас уберут.
– Есть хочешь? Тогда тебе придется встать на ноги.
Юноша неспешно повиновался. Держась за стену, он смог встать и не смея поднять взгляда, переступал с ноги на ногу.
Рапира выставил перед собой руку, держа стальной прут за самый его кончик.
– Берись за конец и иди к тарелке. Если сможешь не уронить его ниже моей кисти, тарелка твоя.
Парень повиновался и впился взглядом в красивое, еще носящее следы молодости лицо Рапиры. Он сделал первый шаг и чуть не упал.
– Ты можешь держаться за прут, но не роняй его. Сможешь удержать равновесие, выживешь, упадешь, и умрешь в страшных голодных муках.