Они приводили с собой товарищей, играли с пионерами в лапту, в волейбол, слушали Шурины рассказы, но заставить их снять свои лохмотья было невозможно, хотя стояли жаркие июльские дни.
Воздух был пропитан терпким запахом горячего асфальта. Асфальт варился в больших котлах, дымился на огороженных веревкой тротуарах.
Трамваи, свежевыкрашенные, с рекламными вывескам на крышах, медленно ползли по улицам, отчаянно трезвоня каменщикам, перекладывавшим мостовую. Дворы был завалены паровыми котлами, батареями, трубами, кирпичом, бочками с цементом и известью. Хозяйство Москвы восстанавливалось…
– «Циндель» пустили, – объявлял всезнающий Генка, показывая на дальний дымок, поднимавшийся из невидимой за домами фабричной трубы. – Вчера пустили, а завтра «Трехгорка» пойдет в ход.
– Все ты знаешь, – насмешливо отвечал Миша, – даже из чьей трубы дым идет. А вот это что? – Он показал на работавших на столбах монтеров.
– Как – что? Сам видишь: электричество починяют.
– «Электричество починяют»! – передразнил Миша. – Много ты знаешь! А почему починяют?
– Испортилось, наверно.
– Эх, ты! Каширскую электростанцию пустили, вот почему. Она на угле работает. Теперь фонари будут всю ночь гореть, и не по одной, а по обеим сторонам улицы. Понял? И Шатурскую станцию начали строить… та на торфе… А вот на Волхове первую гидроэлектростанцию строят, ее будет вода вертеть…
– Все это я сам, без тебя знаю, – сказал Генка. – Думаешь, ты один только газеты читаешь?
У Генки дома действительно лежала целая кипа газет: все это были номера «Известий» за одно и то же число. В этом номере, в графе «В фонд помощи голодающим Поволжья», было написано: «От детей жилтоварищества N 267 – 87 рублей». Все ребята очень этим гордились, а Генка всегда таскал газету с собой и всем показывал.
Дни проходили, а мальчики не могли придумать, как же им добыть ножны. Теперь, когда было твердо установлено, что Филин – это тот самый Филин, нужно было окончательно выяснить, видел ли Миша у филателиста ножны или это был просто веер. Но как это сделать?
– Залезть к старику, и всё, – говорил Генка. – Раз они бандиты, так и нечего с ними церемониться.
– Как же ты собираешься
– Очень просто: через форточку. А еще лучше – Коровину поручить. Он знает, как такие дела делаются.
– Ты лучше помалкивай, – сказал Миша: – из-за тебя теперь нельзя к старику показаться. Ведь попробовали вчера, а он даже в магазин не пустил. Факт, что подозревает.
И Миша придумал. Только мысль эта пришла к нему несколькими днями позже – во время поездки отряда в двухдневный лагерь на озеро Сенеж.
Глава 47
Сборы в лагерь
Миша проснулся рано. За окном в предутреннем тумане виднелись серые стены соседнего корпуса.
Кое-где в окнах горели утренние огни, тусклые и беспокойные.
Миша вскочил с кровати:
– Мама, который час?
– Пять. Поспи еще, успеешь.
Мама двигалась по комнате, собирая завтрак.
– Нет, надо вставать. – Миша быстро одевался. – Нужно еще за ребятами зайти. Наверно, спят.
– Только поешь сначала, – сказала мама.
– Сейчас.
Миша наспех умылся и теперь собирал свой вещевой мешок.
– Мама, – отчаянно закричал он, – где же ложка?
– Там, где ты ее положил.
– Да нет ее! – Миша торопливо рылся в мешке. Ara, вот она.
– Никто не трогал твоего мешка. – Мама зевнула и зябко передернула плечами. – И не копайся там, ты все перевернешь. Пей чай, я сама одеяло скатаю.
– Нет, нет, ты не знаешь как. – Миша скатал одеяло и привязал его к мешку, на котом ром болтались уже кружка и котелок. – Вот как надо!
– Хорошо… Делай сам. Только не потеряй там ничего и, пожалуйста, далеко не плавай.
– Сам знаю. – Миша, обжигаясь, прихлебывал чай на краю стола с откинутой скатертью. – Ты меня все маленьким считаешь, и напрасно… Вот вернусь из лагеря, обязательно эту штуку сломаю. – Он показал на сложенную в углу печь. – Скоро паровое отопление пустят. Знаешь, как тепло будет!
– Когда пустят, тогда и сломаем, – ответила мама.
С мешком за плечами Миша выбежал из квартиры. В дверях он столкнулся с шедшим к нему Генкой. Генка тоже был в походной форме. Миша послал его во двор собрать остальных ребят, а сам поднялся к Славе. Как и следовало ожидать, Слава еще не проснулся.
– Так и знал! – рассердился Миша. – Сколько можно спать?
– Ведь мы договорились, что ты за мной зайдешь, – оправдывался Слава, потягиваясь и протирая глаза.
– Нужно на себя надеяться. Одевайся быстрей!
Из спальни вышел Константин Алексеевич, Славин отец. Его большой живот спускался на ремешок, поддерживавший брюки. Низкий ворот вышитой рубашки открывал мощную грудь, заросшую рыжими волосами. И без того маленькие глазки теперь, со сна, казались совсем узенькими щелочками на полном, добродушном лице.
– Ну, пионеры, – зевая, произнес Константин Алексеевич, – в поход? – Он протянул Мише руку: – Здравствуйте! С утра подчиненных пробираете! Муштруйте их, муштруйте!