Кортик. Бронзовая птица. Выстрел

Валентин Валентинович медленно потягивал кофе, помешивая его ложечкой, задумчиво посматривал в зал. Взгляд его задержался на Эллен Буш.

- Красавица окружена циркачами, я их узнаю по физиономиям.

- Да, вероятно.

- Один к ней очень внимателен.

- Это ее брат.

- Нет, ведь брат тот, блондин, ты с ним поздоровался.

- Да.

- А я имею в виду шатена, видишь, такой крепкий парень. Впрочем, все они крепкие ребята. Боюсь, что шансы нашего Миши очень малы.

- Шансы… - Юра презрительно скривил губы. - Аскет, как все они… «Любовь возможна только на общей идейной основе». Какая же может быть общая идейная основа с циркачкой? Она даже не комсомолка.

- Но ты сам сказал, что он в нее влюблен.

- Тайком, вопреки собственным убеждениям.

- Да, мой друг, - сказал Валентин Валентинович, - я уже имел случай тебе говорить: папиросы «Ира» не все, что осталось от старого мира. Остались страсти человеческие… - Он поднял палец. - Извечные, непреходящие страсти; важно не быть их рабом… Я должен работать, должен делать свое будущее, но и мне хочется спокойствия, уюта, заботливой женской руки. С тринадцати лет я зарабатываю свой кусок хлеба, я пережил мировую войну, гражданскую, потерял родителей, меня швыряло, как щепку, я устал. Но, - он развел руками, - в этой семье несколько поколений носили форменные инженерные фуражки. А я? Я простой агентик. У меня даже нет родословной. У лошадей есть родословная, а у меня нет. Какая родословная может быть у агентика? Он возникает из ничего, снабжает! Разве порядочные родители отдадут свою дочь человеку, возникшему из ничего?

Юра пожал плечами:

- Родители? Кто с этим считается?

- Я считаюсь! - воскликнул Валентин Валентинович. - Я в этом смысле консерватор. Я хочу не семейных раздоров, а семейного согласия.

- Ольга Дмитриевна к вам благосклонна, мне кажется, благодарна за тот случай во дворе, - сказал Юра, - она добрая и делит людей только на хороших и плохих. Середины нет. Вас она наверняка относит к хорошим.

- Она - возможно. А Николай Львович?

- Да, перед ним как то робеешь, и все равно Ольга Дмитриевна главная. А Люда еще главнее.

- Да, все сложно, очень сложно, - задумчиво проговорил Валентин Валентинович, - и все же… И все же… И все же ты меня обнадежил. Да, да, представь себе: ты меня обнадежил.

- Что ж, - сказал Юра, - мне это очень приятно слышать.

- И я тебе скажу, чем ты меня обнадежил, - продолжал Валентин Валентинович, - но прежде всего извини меня, не обижайся, я решительно не разделяю твоей иронии.

- Иронии?

- Ты пренебрежительно отозвался о елке у Зиминых, а я, например, на этом вырос, мой друг. Елка - это мое детство. У меня сердце защемило, когда ты заговорил об этом.

- Вы меня не так поняли, - попытался оправдаться Юра. - Когда то ж у нас устраивалась елка, но Люда выросла из этого, а ее родители тем более.

- Нет, мой дорогой, - покачал головой Валентин Валентинович, - не надо кривить душой; в данном случае ты поддался нашему прозаическому времени: елки нынче не в моде. Ты не устоял перед этим, а Зимины устояли… И это вызывает еще большую симпатию к ним и уважение, если хочешь.

- И мне они нравятся… Я просто хотел…

- Украшают елку, - перебил его Валентин Валентинович. - Это так прекрасно, так человечно. Играют - это чудесно! Ты ходишь со мной на бега - неужели только ради выигрыша?

- Ну что вы! - Возмущение Юры прозвучало не слишком натурально.

- Меня на бегах привлекает прежде всего зрелище. Люблю лошадей, их бег!.. - продолжал Валентин Валентинович. - Тотализатор для меня не деньги, а именно игра, азарт, риск, рад выигрышу, самому пустяковому… И подарки под елкой: грошовые - а сколько радости! Сюрприз, неожиданность, знак внимания…

Завывающего про Африку поэта сменил другой, в рубахе навыпуск, в лаптях, онучах; читал что то про деревню, тихо, задумчиво. Что именно читал, слышно не было.

Валентин Валентинович пристально посмотрел на Юру:

- Можешь оказать мне услугу?

- Какую?

- Так друзьям не отвечают. Если друг просит оказать услугу, ему отвечают: пожалуйста, любую!

- Пожалуйста, любую, - улыбаясь, повторил Юра.

Валентин Валентинович вынул из внутреннего кармана пиджака плоскую коробку, обтянутую сафьяном. В ее углублениях блестели инструменты для маникюра: ножнички, щипчики, пилочки.

Любуясь набором, Валентин Валентинович сказал:

- Из Парижа, последнее достижение косметической техники. Хочу презентовать Ольге Дмитриевне. Но как это сделать?

- Подарите.

Валентин Валентинович поморщился:

- Это невозможно: она не возьмет. Нужно именно то, о чем мы с тобой говорили, - игра, веселая игра, в этом весь смысл. Нужен сюрприз, что то таинственное, загадочное. Ты бываешь у них, положи это незаметно на трельяж Ольге Дмитриевне.

- Я?! - Юра был поражен. - Это невозможно…

- Почему?

- Я редко бываю у Люды, и всегда кто то есть дома, хотя бы та же Люда. Как я пройду в спальню к Ольге Дмитриевне? Проще попросить Люду.